"Эдмон Поньон. Повседневная жизнь Европы в 1000 году " - читать интересную книгу автора

преподнести (попутно заметим, что переводчику удалось сохранить эту
особенность стиля Поньона).
Что же касается самого материала, содержащегося в книге, то он
многообразен и подчинен тщательно продуманному плану, в котором каждая глава
последовательно раскрывает намеченный комплекс проблем и фактов. Оставив
пока за скобками главу первую (к ней мы вернемся позже), отметим основные из
числа этих проблем.
Автор прежде всего выявляет ментальные особенности избранного им
отрезка истории общества, природные условия, демографическую ситуацию, роль
и значение латинского языка и его модификаций, вскрывает представления людей
о Вселенной, о времени и пространстве. Главы, посвященные церкви, клиру и
монастырям, - Клюнийская реформа, жизнь в обители, ее распорядки, ее
отношения со светским обществом - все это занимает (и вполне закономерно -
Поньон не скрывает этого, поскольку здесь его источники особенно подробны)
центральную и самую весомую часть книги. Когда, вслед за этим, он переходит
к социальной структуре и экономике светского общества, положение осложняется
вследствие крайней скудости источников. Однако Поньон и здесь успешно
преодолевает трудности, то привлекая более поздние материалы, то выстраивая
логические конструкции - это дает ему возможность создать общие
представления и о производстве, и о торговле, и о материальном положении
общества. Не остались в стороне феодальный замок с его обитателями и
феодальная война. Небезынтересно отметить, что делается даже робкая попытка
кратко охарактеризовать Древнюю Русь. Здесь, правда, Поньон, специалист по
западной цивилизации, чувствует себя менее уверенно и допускает неточности
вроде ошибочной даты крещения Руси, а его утверждение о том, что "...где-то
около 1000 года Россия стала приобретать то лицо, которое она имела вплоть
до Петра Великого и многие наиболее характерные черты которого сохранила
вплоть до Ленина", может вызвать только улыбку. Впрочем, вряд ли стоит
акцентировать внимание на этом огрехе Поньона - он характерен для многих
западных историков и несуществен для исследования, посвященного совсем
другому региону и другим проблемам. Наш основной (и почти единственный)
упрек к автору прекрасной книги относится к совершенно иной сфере.
В последней фразе "Заключения", как бы резюмируя сказанное выше о
бурном строительстве новых храмов, Поньон делает следующий вывод: "...людям
1000 года было чем заняться, вместо того чтобы страшиться конца света".
Странный вывод! Ибо каждый непредвзятый историк и искусствовед прекрасно
знает, что взаимосвязанность здесь была совсем иной: люди 1000 года именно
потому так ретиво и взялись за строительство церквей, что люто боялись конца
света! И именно ужас перед концом света и Страшным Судом, изображения
которого покрыли все тимпаны соборов, были тем стимулом, который привел к
резкому сдвигу в религиозной архитектуре и стал одним из мощных рычагов в
появлении готики! Между тем приведенная заключительная фраза автора далеко
не случайна: она как бы перебрасывает наше внимание к самому началу книги, к
главе первой, о которой мы пока умышленно ничего не говорили и которая-то и
вызывает наши тягостные сомнения.
Дабы читатель правильно понял, что мы имеем в виду, придется начать
несколько издалека.
Евангелие сообщает, что, беседуя со своими учениками, Иисус Христос
поведал им о своем Втором Пришествии на Землю и о тех знамениях, которые
будут это сопровождать (Матф., 24: 29-33), не определив, однако, времени