"Дмитрий Попандопуло. Христо-борец (Геленджикские рассказы) [H]" - читать интересную книгу автора

показалось, что шторм стихает. То ему так показалось, и сейнер до дому не
дошел, потом даже щепки или какого-то опознавательного предмета не могли
найти, сколько ни искали.
С того трагического случая у самого входа в нашу бухту на круче
поставил рыбколхоз "Парижская коммуна" памятник всему экипажу "Топорка" в
количестве тринадцати человек, на котором все пофамильно упомянуты золотыми
буквами как жертвы слепой стихии и труженики моря. Рядом с "Дмитрий
Кирикиди" написано "Аристотель Олевра". Я так думаю, что на том свете
Аристотель простил Мите обидную шутку, а тот наверняка не дает его в обиду
как крайне трудолюбивого матроса, что и делал, когда был капитаном. У того
памятника круглый год цветы. Кто и кому их приносит, неизвестно. Наверное,
всем, а значит, и безродному Аристике.


Лия - директор хлебозавода

- Тю, Лазарь! - кричал один на улице.
- Сам ты Лазарь, - отвечал другой. И всем было понятно, об чем шла
речь: один пацан другому просто хотел сказать, что он дурак, а тот отвечал
соответственно, потому как Лазарем, то есть дураком, кому охота быть. Это
потом пошли косяком разнообразные эпитеты, смысл которых был один -
"чокнутый", "февраль", "сдвинутый по фазе", "с приветом". А мы тогда
говорили одно слово "Лазарь" и все было ясно.
Лазарь Илиади был сыном пастуха Анастаса, который до войны всей семьей
гонял по горам порядочное стадо коз и баранов. Только один из троих сыновей
из-за неудачного от рождения умственного состояния не пригоден был ни к
какой деятельности. Предоставленный сам себе, Лазарь целыми днями в любую
погоду бегал по улицам в единственной одежде - рубашке до колен, хотя ему
лет двадцать уже было. Имелась у него такая страсть - лошади, бегал он за
ними с хворостиной в руках, что-то мычал им ласковое до тех пор пока конь не
ударил его копытом, но тот вскоре очухался и опять забегал. Некоторые пацаны
из-за природной своей жестокости не жалели Лазаря, устраивали ему некрасивые
штуки с задиранием единственной рубахи и другие пакости, про которые даже
вспоминать неохота. А ведь тот Лазарь был совершенно безвредный,
беззащитный, как малое дитя, у него даже головка была малая да круглая, что
у пятилетнего, хотя сам был рослым парнем. Он таки добегался беспризорно, в
первую же сильную бомбежку осколок от фугасной бомбы попал именно в его
голову, хотя на улице было полно народу с куда более крупными головами. Так
и не стало Лазаря, хотя еще долго после войны многие называли друг друга
Лазарем в конфликтной ситуации, особенно пацаны.
В войну появился еще Миша Черноморский Моряк, но тот стал не в порядке
после тяжелой контузии и ранения на Малой земле, куда выбрасывался он с
морской пехотой. Списали его тогда подчистую, и стал он ходить от калитки к
калитке, просить покушать у голодных своих земляков. Был он в черном бушлате
на голое тело, двигался весь перекошенный и с трудом, но с постоянной
широкой улыбкой на лице. Контузия ему такую память оставила на всю жизнь,
будто он все время смеялся. Говорил он плохо, но одну фразу все различали:
"Миша - не дурак, черноморский моряк, восемь лет не ел, дайте кусочек
хлеба..." И многие люди, сами пухлые с голоду, делились с ним крохами. Позже
Миша кем-то был устроен, и хотя мучительная походка и страшная улыбка