"Михаил Попов. Плерома " - читать интересную книгу автора

умом. Как бы ни было тяжело. А что будет тяжело, он не сомневался. Ведь
абсолютно все одноклассницы непрерывно и однозначно демонстрировали, что с
мальчиками они общаются только по той причине, что их свела вместе такая
неотменимая неприятность, как школа. Кто-то там кого-то "зажимал" в углу или
хватал за выступы на груди, но ответный визг так резал по нервам, что Вадим
всегда спешил ретироваться на край ситуации. Тем более что подобное
поведение рекомендовали ему абсолютно все книги, получаемые от умненькой
сестрички.
Однако не могла же его хотя бы однажды не занять такая простая мысль -
а откуда берутся все эти бесконечные семьи, живущие повсюду и вокруг. Хотя
бы в их бревенчатом амбаре их не менее семи, по две и более в некоторых
квартирах. Наконец, как бы они с бесконечно Умирающей Маринкой появились на
свет, когда бы не воссоединение их папы и мамы. Он всерьез ломал голову над
этим вопросом. Может быть, какой-нибудь приказ, была у него мысль. Где-то в
инстанциях, в четырехэтажном райкоме принимается решение, приходит повестка
из ЗАГСа, и дальше намеченной паре приходится жить вместе, каково бы ни было
мнение женской стороны на этот счет. Да, вначале праздник, ленты, белое
платье. Но это, скорее прикрытие истинной сути события. Но суть иногда
прорывается, ведь недаром даже на свадьбе кричат "горько". Судя по
количеству скандалов, драк, что царили в семействах, что были доступны для
наблюдения, союзы эти ни в коем случае не могли возникнуть путем
добровольного согласия. Взять хотя бы семейства его ближайших друзей,
семейства Бажиных и Тихоненок. Довольно регулярно его будили дикие крики,
доносившиеся со второго этажа, и во дворе бегали белые ночные рубашки, и за
ними по пятам носился густой мужской мат с топором.
Но полной ясности все равно не было. Но она пришла, вместе с новым
слухом из дома, где квартировала Алла Михайловна. Первый брат еще залечивал
собачьи укусы, зато взялся за дело второй брат. Он ворвался темной ночью в
чистую, как ладанка, комнату учительницы русского языка и совершил нечто
невообразимое, что описывалось длинным, гнусно-змеиным словом
"изнасилование".
Школа гудела и даже как бы плавилась от слухов, когда Вадим пришел
туда, много он услышал всякого, но больше всего его поразили слова
замечательного физика Ивана Михайловича Бертеля, сказанные у дверей
учительской.
- Изнасилована? Чеховым? - процедил он, одновременно прищуриваясь. - А
я всегда считал ее тургеневской девушкой.
Вадиму казалось, что теперь прежняя жизнь станет невозможна ни для
него, ни для школы, ни для города, но быстро, хотя и в стороне от глаз
общественности, устроилось. Неприступная насмешница пошла с первым,
искусанным братом в ЗАГС. И школьнику Баркову стало ясно, что мужчина может
соединиться с женщиной не только по приказу, но и через ПРЕСТУПЛЕНИЕ. Эта
взаимозаменяемость братьев не произвела на него поражающего впечатления,
хотя как раз именно о ней больше все судачили в Калинове. Вадим слушал эти
разговоры и недоумевал. Получалось, что само изнасилование в представлении
горожан является хоть и преступлением, но лежащим все же в русле более-менее
приемлемых проявлений естества. То же, что теперь продолжало соединять
братьев, казалось непонятным и жутким.
Все думали, что эта троица каким-нибудь образом разорвется или, в
крайнем случае, освободит город от своего присутствия. Однако никто никуда