"Валерий Попов. Чернильный ангел" - читать интересную книгу автора

ощутив с ужасом, что обнимаю труп. Оказалось - огромного белого тайменя,
подаренного нам командиром части.
Ване, чтобы он не чувствовал стеснения (которого он и так не
чувствовал), выдали в той поездке какой-то особенный тулуп. На кармане, если
его вывернуть, стояла особая черная печать, говорившая о принадлежности к
некоему спецподразделению. Шатаясь ночью пьяные в сверхсекретном поселке, мы
карманом этим ошарашивали всех патрульных - они сразу почтительно
вытягивались, отдавая честь. Слава кружила Ване голову всегда, причем любая.
И Ваня вдруг решил не расставаться с тулупом, видимо, чтобы чувствовать
всемогущество постоянно. По договоренности с корешем-пилотом он вылетел из
части, не вернув тулупа. Какой шум, какая радиопаника поднялась во всей
Сибири и
Северу! Тулуп этот, обладавший чрезвычайными полномочиями, представлял,
оказывается, огромную опасность, особенно на удалых плечах Вани. Поднялись
армия, авиация и флот- но мы ускользнули.
Нас мотало над тундрой, бутылки дребезжали, краснолицый друг
Вани время от времени поворачивался от штурвала и говорил довольно
спокойно: "Ваня, в Ключевом нас ждут - с ходу собьют!"
- "Давай в Оленье!" - хохотал Ваня.
Ничего себе веселье! Потом, отыгравшись за все страхи, я этот
тулуп-вездеход описал минимум в трех литературных произведениях.
Прорвались! После, когда опытный Ваня изобразил наш тогдашний маршрут
на карте, было впечатление, что просто капризный мальчик зачиркал карту
Севера цветным карандашом.
Может, из-за этого тулупа-вездехода Ваня и пользовался в нашей округе
таким влиянием? Мчаться с ним в город, отлетая на лихих поворотах то к
одному борту, то к другому, было приятно.
Гаишники отдавали честь. Впрочем, самого тулупа давно не видел никто.

БАТЯ

И тут я увидал, что с песчаной горы, с верхнего конца переулка,
спускается, озабоченно морщась, мой отец. Впрочем, то, что он морщится,
вовсе не означает, что он озабочен чем-то реальным, - вероятней всего, его
досада расположена где-то очень высоко!
Если принудить его вдруг озаботиться чем-то конкретным - квартира,
счета, хлопоты, - вот тут он сморщится по-настоящему:
"Да ни ч-черта я в этом не понимаю! Ведь ты вроде взялся? Так доводи до
конца!" Ну да. Я взялся. А что мне оставалось делать?
Не ему же поручать? Роль рассеянного, не от мира сего профессора
поистине замечательна. Вон какое сияние от могучего лысого черепа над
густыми бровями! Я бы тоже хотел парить, видя только глобальные вещи! Чем
глобальные приятны - что абсолютно не зависят от тебя: озабоченность носит
чисто теоретический характер. Но мне, увы, не достичь глобалки: в дерьме
увяз!
- Ну, что новенького? - Я вышел к нему.
- А?! - Он заполошно откинул голову, выкатил глаза. С больших, видимо,
высот я сбросил его на землю. - А... это ты, - почему-то недовольно
проговорил он.
Да, я. Что здесь такого странного?