"Валерий Попов. Чернильный ангел" - читать интересную книгу автора

- Ну... был на кладбище? - спросил я.
- На кладбище? - Он изумленно задумался. - А... да!
Я посмотрел на него. Дальнейшие расспросы были бессмысленны - никакими
другими, более мелкими делами он, естественно, не занимался!.. Не захотел?
Забыл? Чаще всего для него это было одно и то же. Забыл, потому что не
захотел. Молодец!
Оча, сын гор, уже полгода не плативший за аренду батиной квартиры,
завис, естественно, на мне... Убить дочуркину собаку
(у попа была собака), выселить гордого сына гор - все эти мелочи,
естественно, на мне... Ну а на ком же? Батя, естественно, "забыл"! Я,
собственно, так и думал - просто подошел удостовериться. Ну, все! Кивнув
бате - мол, все ясно, - я вернулся за калитку к моим друзьям.

НЕНАДЕЖНЫЙ ОПЛОТ

Им-то и предстоит делить со мной бремя ответственности, хотя они вряд
ли сейчас догадываются об этом. И лучше, чтобы они как можно больше об этом
не догадывались.
- Ну... за аскетизм! - бодро проговорил я, разливая по стопкам.
Кто тут у нас специалист по дружбе народов? Судя по некоторым
насмешливым их переглядываниям мимо меня, они имеют какой-то свой тайный
план. И было глупо, если бы я не имел своего тайного плана в отношении их. И
я его имел.
Кузя, освобожденный из узилища во многом благодаря усилиям
прогрессивной общественности Запада, собирался и дальше, в знак
благодарности, с Западом дружить. Но почему-то Запад, освободив
Кузю, стал вдруг к нему охладевать - правда, не резко, но постепенно...
Может, охлаждение произошло из-за "каменщика и садовника"? А может, и нет.
Может, эта история с каменщиком и садовником потрясла только мой мозг? Но
зато потрясла и умственно, и, как ни странно, физически.
Не могу удержаться и не рассказать об этом - душа болит!.. И голова.
Кузя после освобождения, готовясь активно дружить с Западом, жадно
впитал их самые модные филологические учения - эгофутуризм, панкретинизм...
точно не вспомню. И стал бурно их пропагандировать, очевидно ожидая
поддержки и благодарности.
Может, потому он бросил медицинское поприще (его схватили на третьем
курсе), что пропагандировать новые литературные течения
(в отличие от медицинских) гораздо легче и, что немаловажно, не так
опасно. Что бы там ни говорилось, никто - в физическом смысле - от этого не
умрет. Литераторы поселка (а их тут гораздо больше, чем слесарей,
сельхозрабочих и печников) сначала было ходили к Кузе "на новенькое", но,
слушая его заумные речи, в которых он сам вряд ли отдавал себе отчет, скоро
завяли и разошлись от греха, отмахиваясь: да ну его подальше! Писали раньше
без этих мудреных теорий, и неплохо вроде бы выходило - сотнями тысяч книжки
расходились! А от этих теорий, похоже, только вред!
И не ошиблись. Я, во всяком случае, ощутил этот вред на своей
собственной голове. Литераторы разбрелись по хатам и продолжали писать, как
ране... и некоторые, надо добавить, очень неплохо.
Кузя остался разглагольствовать в пустой комнате. Только я еще сидел
порой перед ним, клюя носом... но раз друг переживает - посидю! Еще в