"Валерий Попов. Третье дыхание (повесть)" - читать интересную книгу автора"Как? А творожной массы нет?" - "Творожной массы нет".
Хорошо, что мы еще газом не отравлены - порой она газ включала, но забывала поджечь. Точней - в этот момент замечала, что позабыла спички купить. Уходила за спичками, но оказывалась совершенно в другом месте, причем надолго. А газ все шел. Так что на минном поле жили при ней, жизнью рискуя. Утром - лезу в холодильник и вижу, что зыбкий пакет с молоком наклонился и вылился в тот отсек, где я хранил (в холодильнике положено) ленту для пишущей машинки: теперь она не черная, а белая у меня. Полпакета молока все-таки вытащил, спас. "Ну доешь, прошу тебя, эту кучку каши в кастрюльке. Видишь - молоко сейчас выльется!" - "Нет!" Молоко в раковину выливаю. Вот так! "Обязательно, - дрожат ее губы, - утро со скандала надо начинать?" - "Но разве я это делаю? Ты!" - "Я? - Глаза ее блещут гневом. - Я разве что-нибудь сказала тебе?" - "Ты - не сказала, ты - сделала!" - "Я вообще не делала ничего!"... Это верно. Может, это моя энергия созидания конфликт создает? И ежели на все плюнуть, махнуть рукой, все еще и успокоится? Нет. Отец скрипит половицами, успокоиться не дает. Его мощный силуэт нашу жизнь как-то еще поддерживает, расслабиться не дает. "Батя лютует" - эта фраза поддерживает меня. Но сам бы он хоть на что мобилизовался, чем бы помог! С трудом я приучил после ванной белье его на батарее подсушивать, мокрым в грязное не совать. Этого я добился, зато теперь любуюсь на батарее его кальсонами. Чтобы он, высушив, еще и убирал это - эта стадия безнадежной оказалась. Помню, задумал вчера перед сном: если хоть чуть постарается отец, уберет утром кальсоны с батареи - значит, выкрутимся общими стараниями... если нет - то нет. Нет. Теперь еще - кастрюльки. Музей ржавых наших бед. Сохранять, что ли, их как нашу память духовную? Или - выбросить? Если Нонна ушла - то и больную эту память, видно, выбросить надо? Уничтожить этот рассадник микробов нашей беды. И, пользуясь ее отсутствием, новую жизнь тут начать, чистую и блестящую, как новая эмалированная кастрюля? Хорошо б. А пока надо отцовскую миску найти и вложить туда раритетную гречневую кашу, после чего, глядишь, освободится кастрюлька для молока, а там, глядишь, засияет и все остальное. Курочка по зернышку клюет. Где же миска? Наверняка у отца в его хламе. Слышит наверняка, что я тут брякаю... Не принесет! Ему его величественные писания важнее. Это я только зачах на мелочах! - Привет, отец. - Боюсь, что произнес это без особой душевности. Миска, естественно, на его рабочем столе, с присохшими объедками. Убрать, а тем более - вымыть ему в голову не приходит. Не его масштаб. Это - мой масштаб. Вокруг его лысого кумпола нимб сияет! С досадой поморщился, когда я потревожил его, поганую миску убирая. Шваркнуть ее на пол, уйти?! Купить новую никелированную кастрюлю как знак новой, разумной жизни и гордо и одиноко отражаться в ней? - ...Пошли завтракать, - буркнул я. Унес его миску, сполоснул. Каши положил. Отец еще долго не появлялся - забыл, видимо, о моем приглашении среди своих трудов. Наконец, когда я уж отчаялся, зашаркали шаги его. Приближается! Ура. ...Ошибаешься! Щелкнула щеколда - надолго, наверняка в уборной закрылся. Раньше не мог? Хоть бы немножко учитывал семейные дела, мог бы |
|
|