"Александр Попов. Мальтинские мадонны (Повесть)" - читать интересную книгу автора

нее любви. Она поняла, что ему прежде всего нужна была рядом красивая
молодая женщина, которая скрашивала бы его уже свернувшую к уклону жизнь,
тешила бы его мужское тщеславие.
- Любовь, Галочка, - грустно усмехался он, - дело наживное.
Ни Иван, ни Елена не приняли Марка Сергеевича, угрюмились, когда он
обращался к ним, тем более когда подносил подарки и угощения. И мать не
просила их смягчиться, притвориться хотя бы.
- Любой поступок должен быть честным, - говорила она своим детям, -
потому что за все воздастся, потому что все воротится к тебе же.
Быстро взрослевший Иван открыто называл мать идеалисткой, спорил с ней
и доказывал, что в борьбе за собственное благополучие - он почему-то не
любил слова "счастье", стеснялся произносить его - можно хотя бы на минуту
пожертвовать принципами. Мать взыскательно смотрела на сына и нередко
отступала, похоже, не находя веских резонов против.
- Жизнь, сынок, всему научит, - случалось, обрывала она полемику.
Мало-мало устроилась совместная жизнь Галины и Марка Сергеевича. Но в
его квартиру она так и не перебралась, как ни уговаривал, ни увещевал он.
Жила на два дома. Марка Сергеевича редко приводила в свой, а дети так и
вообще ни разу не были в его квартире, хотя Иван порывался посмотреть, "как
жирует советская номенклатура". "Мать как будто поджидала чего-то другого в
жизни - более важного, настоящего, возможно, - подумал сейчас Иван. - А
может быть, отца ждала? Неизвестно. Она не любила откровенничать".
Марк Сергеевич на нее втихомолку обижался, но по-стариковски терпел.
Задабривал свою странноватую сожительницу подношениями по случаю и без
случая, поездками по югам и за рубеж, но Галина была неумолима. А так жили,
можно сказать, просто прекрасно. Наведывалась в гости Шура и простосердечно
очаровывалась:
- Ой, счастливая, ой, везучая ты, Галка! - И больше слов не находилось
у нее. И трогала своими огрубелыми руками дорогую мебель в квартире Марка
Сергеевича, щупала ковры, поглаживала и встряхивала меховые шубы и шапки.
Всегда уезжала от Галины с ворохом ношеной, но добротной одежды, с
дефицитными в те времена колбасами и консервами.
Однажды Галина получила письмо. Оно пришло издалека, от начальника
госпиталя. В письме сообщалось, что во время учений Данилу придавило
перевернувшимся лафетом с орудием и что лежит он теперь в госпитале безногий
и в состоянии помрачения рассудка. Гражданская жена отказывается забирать
его, ссылаясь на то, что они не расписаны. "Какое будет Ваше решение,
гражданка Перевезенцева?" - стоял вопрос в конце письма.
Странно, но словно бы все годы разлуки с Данилой ждала Галина вести,
что ему требуется помощь именно от нее. И показалось тогда Ивану - что
понеслась она за Данилой не раздумывая, не убиваясь, не кляня судьбу.
Детям сказала:
- Ждите с отцом.
Когда ее подвели к больничной койке, она оторопела, хотя готова была
увидеть обезножившего и безумного. Лежал перед ней заросший клочковатыми
волосами мальчиковатый старик со слезящимися глазами.
- Данила... - беспомощно протянула Галина ни вопросом, ни утверждением.
Настороженно, но и с надеждой посмотрела на врача - молодого, но
утомленно-ссутуленного мужчину.
Врач участливо подвигал бровями.