"Александр Попов. Мальтинские мадонны (Повесть)" - читать интересную книгу автора

- Он самый, он самый. По документам - Данила Иванович Перевезенцев.
Увы, более мы ничем помочь ему не можем. Надо забирать или определять в дом
для инвалидов. Можем посодействовать...
Галина так взглянула на врача, что тот, будто ожегся, невольно
отпрянул, но тут же оправился и заторопился к другим больным.
Галина присела на корточки:
- Данилушка, узнал ли ты меня?
Но он не узнал ее. Норовил высунуть из-под одеяла култышку, будто
хотел, как ребенок, похвастаться перед незнакомым человеком.
- Доберемся до дому... тебе полегчает, вот увидишь... Там дети... Они
уже большие... в университете учатся, сейчас у них сессия...
Он стихнул и сощурился на Галину, будто издалека смотрел на нее.
- По этим глазам из миллионов признала бы тебя, Данила, хоть жизнь и
изувечила тебя, - поглаживала она его худую слабую руку. Но он никак не
отзывался.
Как добирались до Иркутска - никому никогда не рассказывала Галина.
Только Шуре как-то обмолвилась:
- Думала, с ума сойду, не выдержу. Уж так люди хотят отгородиться от
чужих бед, не заметить стороннего горя и беспомощности!
Родителей встретили окостенело-неподвижный Иван и заплакавшая Елена.
Мать смогла им улыбнуться: мол, бывает и хуже, выше нос, молодежь!
Марк Сергеевич пришел вечером, испуганно - но тщился выглядеть строгим
- посмотрел на спавшего в супружеской постели Данилу, побритого, отмытого,
порозовевшего и теперь точь-в-точь похожего на старичка-ребенка. Марк
Сергеевич пригласил Галину на кухню. Потирал свои крепкие волосатые руки,
покачивался на носочках и длинно говорил, путано, околично, а потом набрал
полную грудь воздуха и как бы на одном дыхании предложил пристроить Данилу в
дом для инвалидов или психиатрическую лечебницу.
- Дорогая, не губи ты своей жизни! Ты так молода, красива, умна. Кто он
тебе, зачем он тебе?..
- Как же я потом в глаза детям и внукам буду смотреть? Как же я жить
дальше буду? Бросить человека в беде, отца моих детей? Вы что, чокнулись
все?..
Марк Сергеевич еще года два приходил к Галине, помогал по хозяйству, но
все же оставил свои старания и вскоре благополучно обзавелся новой семьей.
Данила лет пять лежал безнадежно-немощным, отстраненным, безмолвствовал
и смотрел в потолок, но по временам мычал и дико водил глазами. Ни Галины,
ни детей он так и не признал. В доме было по-прежнему чисто, сияюще-светло.
Летом так же был прекрасен цветущий балкон. Галина осунулась, но, как
когда-то, не постарела, не согнулась, не отчаялась и не озлобилась на
судьбу, хотя билась на двух работах, потому что денег нужно было много,
много. Дети успешно закончили учебу. Иван с охотничьим азартом окунулся в
журналистику, в газетное коловращение и раным-ранехонько преуспел своим,
поговаривали, бойким, благоразумным пером. Получил служебное жилье и совсем
отдалился от семьи. И разок в месяц, случалось, не забежит домой. Как-то раз
мать упрекнула его:
- Какой-то ты, сын, равнодушный растешь.
Он промолчал и долговременно не появлялся в родительском доме.
"Без совести я жил, молодой и самоуверенный, - подумал сейчас Иван. - Я
был ничтожен и самонадеян до безумия. Я совершенно не понимал матери и,