"Александр Попов. Мальтинские мадонны (Повесть)" - читать интересную книгу автора

- Не в Мальту - не верь своим ушам! - а на Мальту поедешь, счастливчик,
за копейки-то.
Отмолчался.
В рассеянном, угрюмом настроении выехал, не сопротивляясь судьбе, может
быть, впервые в своей жизни.


* * *


Мальта - деревянные выцветшие домики, покосившиеся, дырявые заборы,
одичало-буйно разросшиеся тополя и черемухи. Курортные корпуса притулились в
сосновом бору вблизи железной дороги. Иван поморщился: "Какой может быть
отдых чуть не под вагонами? А впрочем, какая мне разница!" В главном корпусе
оформился; поселился в комнате с двумя пожилыми мужчинами. Один, рослый,
седобровый, добродушный дядька лет пятидесяти пяти, представился
гимназическим преподавателем истории Садовниковым. Второй, пенсионер со
стажем, бывший складской работник, щупловатый, с хитренькими подголубленными
глазками, но весь какой-то мятый и будто бы пропылившийся.
- Конопаткин Илья Ильич, - неуверенно протянул он статному Ивану руку.
- Не бомж, сразу предупреждаю, но проживаю в "Москвиче". Уже десятый годок я
самый что ни на есть москвич! Супруга прогнала из дома. С любовницей
застукала, - важно объявил он. - А сюда прибыл, чтобы по-человечьи поспать.
- И наигранно зевал и потягивался, успевая отхлебывать из бутылки пива. -
Налить вам? Угощайтесь, не стесняйтесь! - предложил он Ивану из своей
початой бутылки. - А может, мужики, по сто грамм сообразим?
"Какой-то ненормальный, - равнодушно подумал Иван, но тут же одернул
себя: - А я нормальный?" Представился журналистом, но своей фамилии не
назвал. От пива и ста граммов отказался. Повалялся в одежде на скрипучей
железной кровати, с необъяснимой отрадой чувствуя затылком свежую сыроватую
наволочку, обоняя запахи беленых стен и проклеенных газетами оконных рам.
Всматривался сквозь сверкающее окошко на лоскут чистого - все еще чистого! -
неба.
Поговорили о том о сем. Садовников и Конопаткин наперебой расхваливали
местные лечебные грязи и солевые ванны: обезноживших-де ставят на ноги,
просто-напросто чудотворно омолаживают, приехал согнутым и злым, уедешь
гоголем, а женщин от бесплодия излечивают. Делать в комнате, маленькой и
тесной, было совершенно нечего, вышли на улицу. По тропкам, заваленным
листвой и хвоей, вереницей бродили курортники. Иван приметил молодую, одетую
в стильное, но не броское сиреневое пальто женщину. Она скромно сидела на
краю обшелушившейся лавочки в тени бордово угасающей черемухи и вежливо, но
все же с притворным интересом слушала двух укутанных козьими шалями дам,
которые щебечуще, как птицы, что-то ей рассказывали, перебивая друг дружку.
Ей не было, похоже, тридцати, но морщинки уже прикоснулись к ее истомленному
смуглому лицу. Выделялись большие глаза - черные, блестящие, чуткие.
Непривычное - ее коса, перекинутая через плечо, толстая длинная настоящая
коса.
- Видать, от бесплодия приехала полечиться, - шепнул Ивану юркий
Конопаткин, выныривая у него возле левого плеча. - Эх, будь я таким же
молодым, как вы, Иван Данилыч, я б ее полечил, голубоньку! - по-жеребячьи