"Александр Попов. Мальтинские мадонны (Повесть)" - читать интересную книгу автораза ухом.
- А может, фигурки - изображения матери? - неуверенно произнес Иван и отчего-то покраснел. - То есть я хочу сказать, сын изобразил свою мать, выразил к ней свою любовь... понимаете меня? - Улыбнулся: - Знаете, что, господа-товарищи? А в Мальте родилась моя мать... мама. - Здесь родилась ваша мать?! - почему-то все изумились этому простому факту. - Но она никогда и ничего не говорила мне про раскопки и фигурки Венер... Вспомнили, что пора обедать, и также парами пошли назад. В поселке Иван спросил у прохожего о тете Шуре и ему указали на дом, возле которого на лавочке сидела старушка в выцветшей ватной душегрейке. - Извините, вы тетя Шура? - спросил Иван у старушки. - А я тебя, Ваньча, сразу признала, когда ты еще к реке шел: на Галинку ты шибко смахиваешь. Ну, здрасьте, здрасьте, племяш. Какой ты видный мужчина. Иван последний раз виделся с теткой, ощущалось им, сто лет назад. А в самой Мальте раньше ни разу не был, лишь мимо на поезде или в автомобиле проезжал по своим журналистским делам. Тетка изредка гостевала у них в Иркутске, а когда в последний раз - уже и не вспомнить. Когда же мать Ивана умерла, оборвались все связи между родственниками. Тетя Шура зазывала в дом обоих, обещала чаем напоить, но Мария вежливо отказалась. Иван проводил ее в столовую, на пороге придержал, посмотрел в глаза, не выпускал из своей руки ее руку. Она строго сказала: - Прекратите, пожалуйста. Разулся, прошелся по толстым, очень широким плахам пола. Дом был маленьким, но уютным, состоял из одной горницы, увешанной потускневшими фотографиями, и кухонки, в которой дородной хозяйкой разместилась большая, с зевласто-широким полукруглым жерлом русская печь, недавно выбеленная; еще были комнаты-пристройки. Со стен на Ивана смотрели лица родственников. А между двух окон висел большой портрет его матери - молодой и красивой, с улыбкой в глазах. В углу лампадка освещала блеклую икону, украшенную искусственными цветами. На полу были расстелены пестрые тряпичные половики. Обе комнаты сияли простодушной чистотой. Пахло сухарями. Ивану на минуту представилось, что вот-вот тетя Шура, хлопотавшая на кухне за выцветшей занавеской, присядет у окна, подопрет рукой свою маленькую, укутанную платком голову и начнет потчевать его, как ребенка, неторопливой, непременно мудрой сказкой. И ему вспомнилось, как мать перед сном ему, малышу, читала книжки, заботливо подтыкая одеяло, поглаживая его по голове, а он упрямо боролся с подступающим сном, цепляясь сознанием за тихий голос матери. - Живу, Ваньча, одна-одинешенька: старик годов десять как преставился. Шибко мучался печенью. Попей-ка с его! Дети, трое, стали самостоятельными, кто где живет. Дай Бог им счастья, - вздыхала за занавеской тетя Шура. - Вся Мальта теперь - почитай, одни старики, да и что тут делать молодым? Вон, для них Усолье с фабриками да бравенький поселок Белореченский в километре отсюда. Там такущий отгрохали птицекомплекс! Если бы не железка - так была бы, спрашивается, сейчас Мальта на белом свете? Кому она, горемычная, нужна? Курорт тут? Так ведь соль с грязями в Усолье, туда и возят на процедуры!.. Потом сели за стол, застеленный белой слежавшейся скатертью, пообедали, |
|
|