"Александр Попов. Мальтинские мадонны (Повесть)" - читать интересную книгу автора

за ухом.
- А может, фигурки - изображения матери? - неуверенно произнес Иван и
отчего-то покраснел. - То есть я хочу сказать, сын изобразил свою мать,
выразил к ней свою любовь... понимаете меня? - Улыбнулся: - Знаете, что,
господа-товарищи? А в Мальте родилась моя мать... мама.
- Здесь родилась ваша мать?! - почему-то все изумились этому простому
факту.
- Но она никогда и ничего не говорила мне про раскопки и фигурки
Венер...
Вспомнили, что пора обедать, и также парами пошли назад. В поселке Иван
спросил у прохожего о тете Шуре и ему указали на дом, возле которого на
лавочке сидела старушка в выцветшей ватной душегрейке.
- Извините, вы тетя Шура? - спросил Иван у старушки.
- А я тебя, Ваньча, сразу признала, когда ты еще к реке шел: на Галинку
ты шибко смахиваешь. Ну, здрасьте, здрасьте, племяш. Какой ты видный
мужчина.
Иван последний раз виделся с теткой, ощущалось им, сто лет назад. А в
самой Мальте раньше ни разу не был, лишь мимо на поезде или в автомобиле
проезжал по своим журналистским делам. Тетка изредка гостевала у них в
Иркутске, а когда в последний раз - уже и не вспомнить. Когда же мать Ивана
умерла, оборвались все связи между родственниками.
Тетя Шура зазывала в дом обоих, обещала чаем напоить, но Мария вежливо
отказалась. Иван проводил ее в столовую, на пороге придержал, посмотрел в
глаза, не выпускал из своей руки ее руку. Она строго сказала:
- Прекратите, пожалуйста.
Он, сжав губы, качнул в ответ головой. Вернулся к тетке.
Разулся, прошелся по толстым, очень широким плахам пола. Дом был
маленьким, но уютным, состоял из одной горницы, увешанной потускневшими
фотографиями, и кухонки, в которой дородной хозяйкой разместилась большая, с
зевласто-широким полукруглым жерлом русская печь, недавно выбеленная; еще
были комнаты-пристройки. Со стен на Ивана смотрели лица родственников. А
между двух окон висел большой портрет его матери - молодой и красивой, с
улыбкой в глазах. В углу лампадка освещала блеклую икону, украшенную
искусственными цветами. На полу были расстелены пестрые тряпичные половики.
Обе комнаты сияли простодушной чистотой. Пахло сухарями. Ивану на минуту
представилось, что вот-вот тетя Шура, хлопотавшая на кухне за выцветшей
занавеской, присядет у окна, подопрет рукой свою маленькую, укутанную
платком голову и начнет потчевать его, как ребенка, неторопливой, непременно
мудрой сказкой. И ему вспомнилось, как мать перед сном ему, малышу, читала
книжки, заботливо подтыкая одеяло, поглаживая его по голове, а он упрямо
боролся с подступающим сном, цепляясь сознанием за тихий голос матери.
- Живу, Ваньча, одна-одинешенька: старик годов десять как преставился.
Шибко мучался печенью. Попей-ка с его! Дети, трое, стали самостоятельными,
кто где живет. Дай Бог им счастья, - вздыхала за занавеской тетя Шура. - Вся
Мальта теперь - почитай, одни старики, да и что тут делать молодым? Вон, для
них Усолье с фабриками да бравенький поселок Белореченский в километре
отсюда. Там такущий отгрохали птицекомплекс! Если бы не железка - так была
бы, спрашивается, сейчас Мальта на белом свете? Кому она, горемычная, нужна?
Курорт тут? Так ведь соль с грязями в Усолье, туда и возят на процедуры!..
Потом сели за стол, застеленный белой слежавшейся скатертью, пообедали,