"Александр Попов. Мальтинские мадонны (Повесть)" - читать интересную книгу авторачеловек, как говорят, предполагает, а кто же располагает его жизнью и
судьбой? Бог? И если так - то судьбой и жизнью каждого ли человека? Неужели мы все так уж и нужны Богу?" - подумал взволнованный Иван, слушая неторопливый рассказ тети Шуры. Галина и Григорий посидели в тот день с тороватой, разговорчивой Груней за утренним чаем, перетекшим в обед, обустроили свою комнату, а ночью у Григория, весь вечер недомогавшего, но крепившегося, самолюбиво не подававшего вида, поднялся жар. Утром - беда: он не смог встать с постели, метался по подушке. Перепуганные Груня и Галина бегали по соседям - где таблетку выпросят, где горчичник, где меду и малины. Ничто не помогало. Ночью Григорий стал задыхаться, страшно хрипеть, хвататься за левый бок. Неотложка увезла его в Усолье. Галина - с ним, хотя ее чуть не выталкивали из машины: и без нее было тесно с четырьмя тяжелыми больными, да и не положено. В больнице ее не допускали к Григорию, но она все равно всеми правдами и неправдами попадала в палату. На вторые сутки врачи смирились - позволили Галине ухаживать за больным, а в нагрузку поручили и других тяжелых по палате. Григорий все реже приходил в сознание. Очнется - всматривается мерклыми глазами в склонившуюся к нему Галину, но не признает. Она легонечко целовала его в горячие корочки губ, ласкала, что-то нашептывая. Проходила минута-другая - Григорий сызнова уходил от нее. Галина случайно услышала в коридоре разговор медсестер: сердечником был Григорий да воспаление легких получил, и сердцу его работать осталось всего ничего. "Вот вам всем шиш на постном масле! - отчаянно подумала Галина. - Я спасу, спасу тебя, Гришенька!" - И с отчаянной страстностью целовала его воспаленное и уже не На третьи сутки агонии Григорий затих. Галина обрадовалась, надеялась - к улучшению, переломило-таки болезнь! Всматривалась в лицо, ожидала - откроет он глаза и постарается, быть может, улыбнуться ей. Но он остывал и бледнел. Санитары оттаскивали ее от кровати, а она безысходно и безрассудно цеплялась за дужку, отбивалась, царапаясь и кусаясь. Скрутили, вкололи успокоительное, заперли в кладовой, потому что в палате удержать ее было невозможно. К родителям не вернулась, потому что они настойчиво и озлобленно принуждали ее к аборту. Весной родила девочку - Татьянку. Так и сплелось ее маленькое горчащее счастье - хиленькая недоношенная дочка, похожая на Гришеньку, и тоже со слабым нутром, да солоноватые грезы о нем же, о Гришеньке. Какое-то время пожила у Груни. Работала на лесозаводе, багром ворочала в бассейне бревна, училась в вечерней школе, потом - заочно в усольском техникуме пищевой промышленности, следом - в институте, но уже перебравшись в Иркутск. В тот роковой год стала старше сердцем лет на двадцать, но не постарела - напротив: похорошела, налилась красотой поперек всему, будто природа так и готовила ее к какому-то большому счастью. Увивались возле нее и парни, и солидные мужчины, а она никого не хотела видеть - почти восемь лет. Почти восемь лет. И Груня поругивала ее, и наезжавшая из Мальты Шура налегала: - Молодость уходит ведь, а ты - как дура!.. Сама Шура вышла замуж и родила. Вроде бы вполне была довольна своим |
|
|