"Александр Попов. Мальтинские мадонны (Повесть)" - читать интересную книгу автора

нее - просто избища. Родичи завещали. Я ей записку черкну... Пойдемте-ка в
бригадную теплушку, я вас приодену мало-мало: ведь голые почитай. Посинели
ажно. А потом заскочите в товарняк и через десять минут - Тайтурка вам.
Заживете своей семьей. Распишитесь, глядишь. Ну, годится?
- Годится! - враз вскрикнули Галина и Григорий.
- Будто одной головой думаете, - порадовалась Шура, с интересом, но
смущенно взглядывая на видного Григория. - У меня-то с моим ухажеришкой, с
Кешкой-то Зубковым, не любовь, а одно горькое разномыслие.
Приодела она их в старые, поблескивающие масляными пятнами стежонки, в
кирзовые, но почти что новые сапоги, покормила картошкой в мундирах,
посадила на площадку товарняка, попросив машиниста, чтобы тот притормозил
возле Тайтурки. На прощание шепнула Галине:
- Какая ты счастливая! Парень у тебя так парень!
Паровоз бесцеремонно пыхнул по вокзалу и людям паром, строго прогудел
на всю округу и неспешно тронулся с места. Вскоре состав деловито катился по
лесистой необжитой равнине, сминая туман. Сырой студеный ветер свистал в
ушах Галины и Григория. Нахлестывало в лицо колкой мокретью.
Нежданно-негаданно распахнувшаяся перед молодыми людьми вольная жизнь
испугала их. Они прижались друг к дружке.
Галина озябла. Григорий сбросил с плеч свою стежонку, укутал ею
поясницу и живот любимой. Но сам тоже - иззябший, издрогший.
Галина сбросила с себя его стежонку. Но Григорий строго сказал, плотнее
укутывая Галину:
- Думаешь, только тебя грею?
- А кого ж еще? - подивилась Галина.
- Его, - указал он взглядом на ее живот.
Миновали гулкий мост через норовившую выплеснуться из берегов Белую.
Открылась Тайтурка с серыми цехами и дымящими трубами лесозавода,
теснившимися у железной дороги деревянными мокрыми домами и огородами с
высокими почерневшими заборами. Так, усыпленные и обогретые счастьем, не
воспринимая унылой обыденщины мира, и проехали бы мимо Тайтурки, словно все
одно было для них, куда и зачем ехать, лишь бы быть рядышком друг к другу.
Очнулись, когда со скрежетом дернулся, снова разгоняясь, притихший на
считанные секунды локомотив. Григорий спрыгнул на высокую насыпь, бережно
принял на руки Галину.
Полная, с ласковыми заспанными глазами Груня, часа два как вернувшаяся
с ночной смены, без лишних расспросов приютила нежданных гостей, выделила им
самую большую комнату с отдельной печкой, чтобы подтапливать, если холодно
покажется, с умывальником, - ну, просто-таки роскошество. Одинокая немолодая
женщина была несказанно рада - ведь не одной теперь мыкаться по жизни, да и
можно погреться возле камелька чужого счастья. До войны у Груни был муж,
годков двенадцать прожили они вместе, но детьми так и не обзавелись. Погиб
ее незабвенный Юрий на Курской дуге, и какой теперь мог перепасть Груне
семейный фарт, если мужиков и молодым да красивым бабам не доставало?
"Казалось бы, и должно было бы расцвести счастью Григория и Галины,
должно было бы им стать мужем и женой, родить детей, взрастить их,
построить, быть может, дом, благополучно дожить обоим до старости. И не
родился бы я, а кто-нибудь другой, и тот другой - уж точно! - не ныл бы, не
жаловался бы на жизнь и судьбу, как я, не занимался бы всеми этими писчими
гнусностями, а жил бы без затей и себе и людям в угоду и радость. Но