"Александр Попов. Надо как-то жить (Повесть)" - читать интересную книгу автора

своей обычной ироничной, но добродушной манере младший, отодвигая его от
себя и насмешливо-оценочно оглядывая с ног до головы.
- Да уж так весь мир лет сто одевается, сердешный ты мой Критикунчик, -
ласково отбивался старший, обнимая брата. Критикунчиком Неборакова-младшего
с детства величали в родне.
Потом Александр Ильич спросил, с важностью повертывая в руке блестящей
карточкой:
- Не вижу, где тут у вас банкоматы?
- Маты? У нас? - притворился тугим на ухо младший. - Завсегда, родной
ты мой, пожалсте! Подойди к любому нашенскому мужику, вон хоть к тому бугаю,
да поддень его. Э-э-х! он тебе такой выдаст мат, что до любого банка
запросто добежишь.
Старший строго подвигал густыми седыми бровями, делавшими его похожим
на Брежнева:
- К нашенскому, к вашенскому!.. Вечно ты, Михайла, со своими шуточками.
И дома за праздничным столом во дворе под навесом младший не унимался -
все подковыривал старшего. Что ни мысль разовьет Александр Ильич, то
непременно как-нибудь про доллар помянет, а младший ввернет что-нибудь:
- У тебя, братка, - дай-ка гляну! - и язык зеленым стал, кажись.
- Чаво? - не понял брат, зачем-то коверкая слово.
Но Михаил Ильич не отозвался. Разговоры про деньги злили его. Работает
он слесарем-механизатором на разрушающемся свинокомплексе и зарплаты от
акционерного общества, бывшего совхоза, уже полгода не видит, а брат все ему
- доллар да доллар.
Из распадка вырвался холодный ветер, и вскоре полил пахучий секущий
дождь, подпрыгивая по твердой земле и доскам. Александр Ильич выскочил на
середку двора и, раздвинув руки, поднял голову к небу:
- Эх, сорванец! Как же я без тебя стосковался там, в чертовой жарище!
- Простынешь - весь распаренный! - пыталась утянуть мужа под тент Вера
Матвеевна, но тщетно. Пока не вымок до последней нитки, не вернулся за стол.
Приехал Александр Ильич сюда, в южное Прибайкалье, в родное пригородное
село Набережное, чтобы выхлопотать положенную по закону ему и его жене
пенсию.
- Сам знаешь, братка, горбатился я на державу на лесосеках и
лесосплавах, на якутских северах и казахстанских степных югах. Избороздил
весь Союз и Монголию, в какие только передряги не попадал, - уже в который
раз объяснял, словно оправдывался, изрядно захмелевший Александр Ильич
загрустившему, сонно согнувшемуся брату.
Но старший встряхнет младшего и - втолковывает, разжевывает:
- На край света направляла меня страна: "Надо", - говорила. Я соколом
отвечал: "Есть!" И, ноги в горсть, отчаливал. Да-а, где только не крутил
баранку, единственно что на Северный полюс не занесло меня, романтика
голодраного, комсомольца хренова. Ордена имеются, грамоты. Попал на
инвалидность по труду, северные надбавки выработал с лихвой. Так ответь-ка,
младшой, старшому: заслужил он на родине какую-никакую пенсиюшку? Не мычи!
Заработал, и верблюду понятно! Так заплати, родина, своему сыну! Слышишь,
братка? Да не спи ты, леший кудлатый!
- Заплатит, заплатит, Санек! Карман, не забудь, держи поширше, - угрюмо
отзывался младший, не веривший, что брат и его жена смогут "отвоевать"
пенсию.