"Александр Попов. Надо как-то жить (Повесть)" - читать интересную книгу автора

Жены братьев ушли сначала в огород и сад, а потом в дом - и
наговориться не могли, и все грядки и кусты осмотрели, и любимый Ларисы
Федоровны сериал посмотрели. Заполночь своих перебравших мужей под руки
увели в дом, раздели-разули, в постели уложили. А сами до свету не сомкнули
глаз - и в жизнь, наверное, не переговорить, что у каждой за годы разлуки
накипело и сбереглось в сердце. Не по примеру братьев, жены их всегда были
друг с дружкой дружны и обходительны.

* * *

Родители братьев умерли давно. Отец, Илья Гаврилович, скотник, был
русским, а мать, Липа Иосифовна, доярка, - еврейкой, но такой еврейкой, что
ни языка, ни вероисповедания единокровцев не знала и не ведала,
малограмотной была. Супруги безвыездно прожили в родном Набережном почти что
до восьмидесяти лет оба, расстались только разок - Илья Гаврилович уходил на
войну, и умерли они чуть не в один день, а ныне покоятся рядышком на местном
погосте в сосновой роще в полукилометре от своего дома.
Михаил Ильич с Ларисой Федоровной теперь живет в родительском доме. Дом
большой, бревенчатый, с двумя горницами, с утепленной мансардой, с жилой
пристройкой из бруса, с просторными чистым и хозяйственным дворами, с баней,
унавоженным огородом. Илья Гаврилович так и строился, так и укоренялся на
благодатной набережновской земле, чтобы весь небораковский род вместе жил,
одним домом, одной семьей, как в старину у сибиряков велось. И раньше братья
- уже после смерти отца, но словно бы по его задумке, - жили вместе в этом
доме, только младший, как пришел из армии, работал на свинокомплексе, а
старший шоферил в областных организациях, ведавших прокладкой дорог и
строительством.
В доме и еще одной семье или даже двум не было бы тесно. Но как ни
старался Михаил Ильич, чтобы его дети жили вместе с ним, одним домом, - не
срослось. Сын и дочь мало-помалу обосновались в Иркутске и Ангарске, - какая
могла быть работа в Набережном для инженера-химика или тепловозного
машиниста? Да и в город их тянуло. Теперь в таких хоромах приходится
проживать вдвоем, "отдуваться за всех", - шутит Небораков-младший.
Оба брата (а, к слову, были у них еще две сестры, одна, правда, умерла
в молодости, а другая обосновалась с мужем-моряком на Курилах и уже лет
сорок безвыездно там проживает) по метрикам были русскими. Однако до той
поры, пока предприимчивой и непоседливой Вере Матвеевне страстно не
захотелось "человечьей" жизни. А "человечья" жизнь ей, совхозному главбуху,
представилась на уклоне лет такой, какую начали с конца восьмидесятых
настойчиво и пестро показывать по телевизору. И она видела, что там, за
рубежом, если дом, так с лужайками, если дорога, так помытая шампунем, если
автомобиль, так престижной модели, если магазин, так с ломящимися от товаров
витринами, а люди кругом улыбчивые, сплошь здоровые да счастливые, да
энергичные, да деятельные, да настойчивые, да культурные. Она и уговорила
мужа уехать навсегда в Израиль.
На решение старшего брата покинуть родину младший сказал:
- Жизнь тут, Саня, куда не глянь, в самом деле не фонтан. А потому
скажи-кась: как осудить рыбу, если она ищет, где глубже, а человека, - где
лучше?
- Тьфу, елки-зеленки: с рыбой сравнил меня, что ли?