"Евгений Поповкин. Семья Рубанюк " - читать интересную книгу автора

снова - проверить. Все, до последних мелочей, он держал в памяти, не
записывая.
Кузьма Степанович интересовался всем. Он выписывал полдюжины газет и
журналов и просиживал над ними до вторых петухов, стойко выдерживая бурное
негодование жены.
Жену Пелагею Исидоровну, или, как ее запросто называли многие, Палажку,
Кузьма Степанович вывез с Полтавщины, где в молодости батрачил на
свекловичных плантациях. В доме она была полновластной хозяйкой, и Кузьма
Степанович втайне ее побаивался. Смысл своей жизни Пелагея Исидоровна видела
в том, чтобы в семье было всего вдосталь - ив сундуках и в амбаре. Она
ревниво придерживалась старинных обрядов и обычаев. Очень хотелось бы ей
ходить и в церковь, но тут уж: Кузьма Степанович восстал так яростно,
проявил такую непоколебимость, что она отступила. Зато отстояла иконы,
которых было у нее множество.
Дородная, по-мужски сильная, она к сорока пяти годам не утратила
цветущего здоровья. Косам ее, туго скрученным под очипком[1], могли
позавидовать дивчата; ровные крепкие зубы, румянец и строгие черные глаза
запоминались каждому, кто хоть раз кинул на нее взгляд.
На разговоры Пелагея Исидоровна была скупа, с соседками никогда ни о
ком не судачила, за что те несправедливо считали ее гордой;
малоразговорчивой и нелюдимой она была с детства.
В дочках своих, Оксане и Настуньке, она мечтала увидеть хороших,
домовитых хозяек. И когда Оксана, закончив в 1940 году в Богодаровке
десятилетку, выразила желание ехать учиться в Киев, в мединститут, мать
воспротивилась.
- Раз ты науками себе голову забила, - упрямо твердила она, - учнтелюй
или фельдшеруй тут, на глазах у батька. От рук отобьешься, девки теперь
такие норовистые пошли.
Но упрямство и неподатливость Пелагеи Исидоровны натолкнулись на
своенравный, от нее же унаследованный характер дочери.
- Вы, мамо, хотите, чтобы дочки ваши ничего, кроме своего двора, не
увидели, - сказала однажды Оксана запальчиво. - Ну, то знайте, из этого
ничего не выйдет! Поеду в Киев!
Она никогда не говорила с матерью так резко, и та посмотрела на нее с
удивлением.
- Ну, а что ж, на самом деле, - уже более сдержанно сказала Оксана, -
советская власть дала возможность каждому человеку проявить свои
способности, где он хочет, а вы уперлись на одном: "Сиди дома". Люди над
вами смеяться будут. Кому это нужно? Я хочу быть врачом, значит пользы
принесу больше там, где мне мило...
Отец стал на сторону дочери. Оксана была способной, в школе училась
отлично, увлекалась биологией, естествознанием, активно участвовала в
школьном санкружке. И Кузьма Степанович, мысленно уже представлял себе ее в
белом халате, среди сверкающих инструментов, приборов, пузырьков и склянок с
непонятными надписями. На них Кузьма Степанович, когда ему доводилось бывать
в больнице, поглядывал с большим уважением.
В спорах с Оксаной мать не получила поддержки даже у четырнадцатилетней
Настуньки, решившей посвятить себя скромному ремеслу колхозной модистки.
- Что вы ее держите? Пускай едет, а я уж дома с вами буду. -
уговаривала Настунька мать. - Другие вон учатся. А чем наша Оксана хуже Кати