"Александр Поповский. На грани жизни и смерти" - читать интересную книгу автора

клиник.
Как видите, мой друг и критик, только страстное хотение приводит к
успеху. Оптимизм мой недурно помогает мне. Не будем спорить о том, что в
страсти умеренно и что чрезмерно, этот спор нас далеко заведет. Есть мысли и
чувства, отчеканенные силой холодного рассудка и выплавленные в огне
накаленного сердца.
Мне надо было найти средство устранить другую опасность в этой
операции: не дать стекловидному телу уйти через отверстие бельма.
Вообразите, вы случайно во время операции ранили хрусталик или обнаружили,
что он нехорош, и соблазнились от него отказаться. Вы осторожно принимаетесь
его удалять, и вдруг из глаза устремляется стекловидная масса. Иногда после
этого удается уложить роговичку, а чаще всего - пропали труды: глаз вытечет
тотчас или вскоре после операции. Как удержать прозрачное тело на месте, не
дать ему вытолкнуть мой трансплантат?
Вы скажете, что проблема не слишком значительна, не стоит,
пожалуй, о ней говорить. Возможно, не спорю, но слушайте дальше. Пражский
профессор, ощутив приближение опасности - движение стекловидного тела к
отверстию, пришивал роговичку к краю бельма. Если она в результате мутнела и
зрение не возвращалось, профессор сочувственно кивал головой и ссылался на
волю провидения. Мне не на кого было ссылаться, и я мучительно думал, искал
годами выхода из положения. Однажды в трудную минуту, когда опасения за
судьбу оперируемого так оплодотворяют наш мозг, мне пришло в голову покрыть
роговичку корзинкой из швов. Прошить края отверстия так, чтобы нитки
обхватывали и прижимали трансплантат. Вышло неплохо, но все еще грубо.
- Что делать? - спрашивал я ассистентов. - Подумаем с вами сообща.
Мы часами гадали, фантазировали и ничего изобрести не смогли. Мне
изменила моя способность ухватываться за случайно оброненный намек и, следуя
за ним, находить неожиданно выход.
Вопрос был решен в момент операции, когда отчаяние предельно
накалило мой мозг. Лишь недавно у меня были две неудачные пересадки, и снова
встала угроза выпадения стекловидного тела... Вот блеснула из отверстия
зловещая капля, за ней - другая, и прозрачная масса наступает на
трансплантат. "Подведи пластырь!" - будто кто-то шепнул мне в этот момент. Я
мысленно увидел подводную часть корабля и пластырь, подведенный под
пробоину: в одно мгновение я из слизистой, покрывающей склеру - белок,
выкроил ленту, сделал два разреза ниже отверстия, проделанного в бельме, и
сквозь них протянул эту ленту. Выход был закрыт, и я мог продолжать
пересадку.
Глаз больного спасти не удалось, слизистая ткань сказалась для
пластыря непригодной, но чудесная идея была найдена. Место ленты со временем
стала занимать упругая пластинка, которая не только удерживала стекловидное
тело на месте, но, принимая на себя давление инструмента в момент прорезки
бельма, ограждала хрусталик от ранения.
Дело, ставшее смыслом и целью моей жизни, получило счастливое
направление. С помощью доступного инструментария и методики, не менее
простой, любому врачу теперь было под силу пересадить роговицу и вернуть
зрение слепому.
Мог ли я на этом успокоиться? Что стоили мои усовершенствования,
раз нет материала для пересадки и добыть его никак нельзя? Все как будто
испытано, все возможности исчерпаны, на что надеяться еще? Ученые не