"Александр Поповский. На грани жизни и смерти" - читать интересную книгу автора

остановились перед тем, чтобы изготовлять искусственные роговицы - вправлять
горный хрусталь в бельмо. Не помогала оправа из чистого золота, мудреные
шипики, придерживающие протез, - природа не мирилась ни с измышлениями
оптиков, ни с искусством ювелиров...
Был еще один источник материала - глаза людей, утративших зрение.
В их орбитах сохранились роговицы, пригодные для пересадки. Почему бы,
например, такие глаза не скупать? К чему они слепцам? Хорошие протезы с
успехом их заменят. Но как заставить человека расстаться с глазами, хотя бы
и мертвыми? Лечь на операцию за вознаграждение? Кто не знает, что всякое
вмешательство хирурга может завершиться несчастьем?
Последней надеждой были роговицы, взятые у трупа. Удачное решение
этой задачи положило бы конец всем затруднениям. Не было бы нужды дорожить
материалом, думать больше о нем, чем о самой операции.
Как ни казался заманчивым план, он оставил меня равнодушным.
Слишком много ученых потрудились над этим напрасно, да и как было надеяться
на успех? Живые ткани человека, кроме роговицы, как правило, не приживаются
на другом, - почему же, взятые у мертвого, они скорее приживутся? Практика
не знала еще случая, когда бы кожа или мышцы умерших могли служить живым.
Не знаю почему, но всякий раз, когда мысль приводит меня к граням
жизни и смерти, мной овладевает беспокойство. Так было тогда, когда я строил
хирургический стебель, лишая смерть ее привилегии губить пересаженный лоскут
или обращать его в полутруп. То же самое повторилось при первых пересадках
роговой оболочки - скромной попытке заронить каплю жизни среди гибели и
вырождения. Борьба со смертью захватывает меня, возбуждает мою волю и кровь.
Препятствия это чувство разжигают, я не знаю в ту пору покоя, но и усталости
не ощущаю.
Я все-таки пришел к заключению, что трупные роговицы - мое
последнее прибежище, единственная надежда на успех. Лишнее разочарование,
подумал я, меня не убьет, зато удача принесет людям счастье.
Мысли - безудержные кони мои - понеслись, идеи унесли меня далеко.
Такова уж природа человеческих дум, им тесно в нашем мозгу. Размышления
истомили меня, что только не приходило мне в голову! Временами казалось, что
я никогда не ступлю на твердую почву действительности. Поворот наступил
неожиданно, бурный бег моих мыслей остановился перед тем, что называется
исключением, перед маленьким, казалось бы, отступлением от нормы.
С ним был связан следующий случай. Ученый Мажито -
окулист-экспериментатор - вернул зрение слепому, пересадив ему роговицу
мертворожденного ребенка. Чудесный успех оказался единственным; все
последующие операции не удались, роговица не приживалась.
Что означают, спросил я себя, эти отступления от нормы? Ткани
одного человека не приживаются на другом - такова закономерность. Однако
этого не скажешь о роговой оболочке, она, как известно, служит исключением.
Казалось бесспорным, что трупные ткани не прививаются и рассасываются в
живом организме. Однако Мажито эту истину опроверг. Как расценить его
удачную операцию? Как новое, исключение? А вдруг исключения эти на самом
деле правила, подлинные закономерности, угнетенные исключениями? "Где начало
того конца, - сказал бы премудрый Прутков, - которым кончается начало?"
Рассказывают, что наш знаменитый Пирогов, посетив мастерскую
знакомого скульптора, сделал там важное для хирургии открытие. Увидев, как
твердеет гипс под руками, он решил заменить крахмальную повязку,