"Б.Ф.Поршнев. О начале человеческой истории (Проблемы палеопсихологии)" - читать интересную книгу автора

или - в абстракции - без всякого субстрата, лишь с сохранением
характеристик входа и выхода. Тем самым возможно и его формальное, т. е.
чисто математическое моделирование. А затем эти умственные операции
проходят проверку практикой - превращаются в новые небывалые технические
устройства, сплошь и рядом высокоэффективные.
Вместе с этими утилитарными и теоретическими выигрышами от
игнорирования времени (эволюции) затухает в науке значение понятий
"низшее" и "высшее", даже в казавшемся нехитрым значении "простое" и
"сложное". Главное теперь не ряд от низшего к высшему, от простого к
сложному, а то общее, что может обнаружиться на всех его ступенях, - это
ряд одного и того же. От понятия "сложность" остается лишь умножение пли
возведение в степень: например, "машины, создающие другие машины".
Что касается человека, то как явление, наиболее жестко связанное со
временем, т.
е. с изменением и развитием во времени, он подвергся наибольшему
опустошению. В буржуазной науке возрождаются самые упрощенные мнения.
Старый взгляд церкви, что сущность и природа человека не могут измениться
со времени его сотворения и грехопадения впредь до страшного суда,
некритически бытовавший еще и у прогрессивных историков и философов XVIII
в., погиб было, но распространился в новых облачениях, в том числе даже в
толковании некоторых генетиков. Нетрудно усмотреть, что оборотной стороной
всех концепций о множественности синхронных или не имеющих необходимой
последовательности культур, цивилизаций, общественных типов является этот
дряхлый религиозный постулат об одинаковости их носителя - человека; ведь
снимается вопрос о его изменениях, превращениях.
Это делает логически возможным и переход к представлениям о
принципиальной одинаковости человека, с одной стороны, с машинами, с
другой - с животными.
Правда, на деле нет такого животного и такой машины. Но ведь их можно
вообразить! Вообразили же о тех же дельфинах, что во всем существенном, в
том числе и в речевой деятельности, они принципиально подобны людям. Тем
более возможно вообразить машину, функционирующую во всех отношениях как
человек, и эта машина действительно неустранимо живет в воображении
современников. К тому две мыслительные предпосылки: во-первых, наш мозг
широко уподобляют сложнейшей счетно-логической машине, а
электронно-вычислительные устройства - человеческому мозгу. Во-вторых,
универсальный характер приобрела идея моделирования: все на свете можно
моделировать как абстрактно, так и материально (т. е., создать, будь то из
другого, будь то из аналогичного материала, точное функциональное
подобие); следовательно, в идеале можно смоделировать и искусственно
воспроизвести также человека.
Когда эту потенциальную возможность защищают как чуть ли не
краеугольный камень современного научного мышления, возникает встречный
вопрос: а зачем нужно было бы воспроизвести человека или его мозг, даже
если бы это было осуществимо?
Машины до сих пор не воспроизводили какой-нибудь функции или органа
человека, а грандиозно усиливали и трансформировали: ковш экскаватора не
воспроизводит нашу горсть, он скорее ее преодолевает. Допустим, что
сложнейшие функции нашего мозга, в том числе творчество, удалось
расчленить на самые простые элементы, а каждый из них таким же образом