"Дик Портер. Преданное сердце " - читать интересную книгу автора

хватало для того, чтобы быть впереди сверстников. Единственная вещь Уоррена,
которую я прочитал, - это "Вся королевская рать". Я пытаюсь вспомнить, о чем
там речь, но вижу перед собой лишь Бродерика Кроуфорда из фильма,
поставленного по роману. Что касается Вука, то в моей памяти мелькают лица
Хамфри Богарта, Джоуза Феррера и Ван Джонсона из фильма "Бунт Каина", но
толку от этого мало. И я решаю перейти в атаку.

- Манни, - спрашиваю я, - ты что, действительно думаешь, что все
американские критики ополчились на Хермана Вука?

- Я считаю, что масса рецензентов либо сами южане, либо попались южанам
на удочку, и еще я считаю, что у южан привычка видеть в своих писателях
нечто большее, чем видят другие. Мне подозрительны авторы, которые изо всех
сил стараются убедить меня, что их мир - какой-то особенно богатый и
героический. Не уверен, что Юг такой необычный, как они пытаются это
изобразить.

- Но если он не такой необычный, - говорю я, - то почему оттуда вышло
так много хороших писателей?

- А почему бы и нет? Хорошие писатели есть и в других местах, например,
в Новой Англии, в Нью-Йорке или на Среднем Западе. Не думаю, что Миссисипи
так сильно отличается от Миннесоты.

Манни выпивает вина и продолжает говорить. Заговорив о Фолкнере, он
вспоминает, что на днях видел его пьесу "Реквием по монахине" в
Шлосспарктеатре. Манни сравнивает падших женщин в пьесе Фолкнера с
сартровской "Респектабельной потаскушкой". Желая отдать должное Сартру, он
касается Жироду и Кокто, Монтерлана, Ануйя и Камю. От Сартра он переходит к
"Страху" и "Заботе" Хайдеггера, от Хайдеггера к Марселю и Ясперсу, от них к
Максу Шелеру и "Логическим исследованиям" Гуссерля. "Wir wollen auf die
Sachen selbst zurГjckgehen", - вставляет Манни по-немецки и пускается в
рассуждения о том, как трактует понятие свободы Эрих Фромм в своей новой
книге "Здоровое общество". Прервавшись на секунду, чтобы выпить еще вина, он
спрашивает, что я думаю о Герберте фон Караяне, новом дирижере Берлинского
филармонического оркестра. Не кажется ли мне, что Фуртвенглер был все-таки
лучше? Тут он вспоминает, что недавно слышал "Набукко" в оперном театре
Западного Берлина. Там пел хор иудеев, уведенных вавилонянами в плен;
зрители были растроганы до слез, чем в свою очередь весьма растрогали Манни.
Ну, и так далее.

Как обычно, я не знаю, что сказать, и почти все время молчу. Помню,
когда Манни раньше пускался в подобное разглагольствование, меня это
раздражало. Все это делается, считал я, только для того, чтобы выставить
меня дураком. Теперь я прислушиваюсь к его монологам, стремясь чему-нибудь
научиться. Пару лет назад, окончив с отличием университет, я полагал, что
знаю ничуть не меньше своих сверстников. В школе военных переводчиков и в
лагере "Кэссиди" под Франкфуртом я начал понимать, что это не так, а теперь
из разговора с Манни увидел, насколько же я отстал. Те ребята в
Вандербилтском университете, которые интересовались культурой чуть-чуть