"Александр Сергеевич Потупа. Отравление" - читать интересную книгу автора

добавить, ведь в долг у кого чужого нехорошо брать, потому все удовольствие
потом отравлено будет, у тебя, говорит, тыщи три или больше на книжку
положено, грузом мертвым застряли, а ты ж, говорит, и пенсию имеешь, и на
работе работаешь, и бутылки собираешь.
А Томка - другое, до машины у них нос не дорос, та на ковер большой
просит, внученьку под ножки - знает про мою немоготу внуку отказать, знает,
хитрюга.
Прицепились репейники неотвязные, дай, бабусенька, дай, а я им толкую:
книжку свою внучатам поровну разделить хочу, когда завещать стану, чтоб
обиды-зависти между ими никогда не было, чтоб в их моя память когда
всплыла, а ты, говорю, Надька, и ты, говорю, Тамарочка, давным-давно на
своих ножках стоите, и помощь вам какую или подарки я всегда делаю, а
деткам вашим очень к часу будет, когда женихаться пойдут, по тыще рубликов
каждому обернется, бабуську свою добрым словом помянут, опять же, говорю,
вас-то без всякой книжки подымать пришлось, потому мы в каких трудностях
после войны были, однако ж, выучила я вас.
А Надька злобится, когда я про учение говорю: не нужен он мне был,
этот техникум, кричит, я бы у станка вкалывала, по два с лишним куска
имела, а теперь задницу по конторам протираю, плевала я, кричит, на
инженерство свое, ты мне им мозги не запудривай.
А Томка сразу издевку учиняет: ты, смеется, соображаешь, толстопузая,
что у станка вкалывать надо, горлом там план не сделаешь, а ты только горло
раскроешь, и в конторе твоей начальство трясется.
Старшая, ясное дело, в накладе не останется: сама, кричит, утка
общипанная, от учения хоромов не нажила, а Борька твой - блажной, еле тебя
с дитем кормит, так вы дитенка-то бабке всегда подсовываете - любимчик
ведь, потому бабка вам продуктов всегда накупает, так и дурень последний
жить-поживать будет...
Эх-хэ, сцепятся - не уймешь, до синевы лаются, обидой-завистью друг
дружку хлещут, и Надька непременно верх берет, а Томка плакать принимается,
жалко мне ее, любит она своего Борю, хоть лбом об стенку, а любит, и живут
же, поди, годков пятнадцать, и мужик такой - не ангелом слеплен, не
досмотришь - заложит, а то и за какую юбчонку цапнет, а взгреет его Томка,
так дома сиднем сидит, сына смотрит, картинки свои малюет, бумажки старые
пачкает, бывает и красиво, только в толк не возьму - людей-то нелюдских
каких-то выводит, сильно глазастеньких, я и не видела на своем веку, но
Борьке-то, может, они и ведомы - когда совсем молодым был, говорят,
по-серьезному рисовать учился, потом вроде не так жизнь его повернула, и
учиться он бросил, в слесаря подался, к лучшему оно, конечно, но хоть
халтурил бы малость по малярной части - добрый рублик имел бы да и какую
копейку в загашник, потому нельзя мужику без загашника, никак нельзя, а то
не Богу свечка, прямо, иногда по жалости трешку ему сунешь втихую, а он,
как собака глазищами одними спасибкает, хоть плачь тут, а когда разок про
малярство ему намекнула, озлился зятек, чуть не месяц видеть меня не желал,
и Томка тогда два раза прибегала, словами последними обзывала меня, потом
Боря забыл про все - отходчивый он, с душой, хотя может, и душа-то не ахти
какая, но опять же вокруг Томки многие другие и вовсе без души обходятся,
вот только Коленьку не приманивал бы рисованием своим, будет у мальчонки
судьба колдобная - не задастся что, так и обида всю жизнь заедать станет,
не слепая ж, понимаю, что Борька до сих пор на болты-гайки свои, как на