"Александр Сергеевич Потупа. Отравление" - читать интересную книгу автора

положено, а о душе думать, да ладно уж, придет Гена, повеселеет от свежего
воздуха, да и выпивка новая есть, придет, бутылочку откроет, а я так скажу:
где ж, Надька, скажу, самая большая фужера, что я к прошлому Новому году
дарила, подавай, скажу, мне самую большую фужеру; тут Надька глазом
блеснет, но фужеру подаст, выпьем мы чин-чином за здоровье Геннадия
Алексеича, и все на меня глазенками вспотевшими уставятся, а я нехотя вроде
пробурчу: надумала я кой-что; и замолчу, и все замолкнут, аж трамвайное
дзиньканье за три улицы слышно станет, потому как дойдет до их голов
неповоротливых, что бабка Настя важное дело имеет, а я так скажу: надумала
я кой-что, деньжонок хочу вам малость подбросить, может, по тыщонке, а
может, и поболе, погляжу, как уважать станете; и ох уж, что начнется -
дочушки в обе щеки губами влипнут, зятья по кухне митуситься будут, как
угорелые, совать на стол всякие тарелки с вчерашней закуской, ладошки
потирать, а Надька, дура ошалевшая, внученек моих позовет: бегите,
закричит, бабусеньку свою золотенькую целовать, по ее доброте машина у нас
скоро будет; а Томка опять же в слезу ударится, мокрым носом в меня тыкать,
словно щенок какой - радость всеобщая получится, а я хоть коньячку малость
пригублю, потому как с Тамарочкиной свадьбы не пробовала, и светло станет
вокруг, словно не кухня замызганная, а площадь соборная, и все прощают друг
дружке, будто обиды светом смывают и чище от того становятся.
Так и сделаю, ей-богу, так и сделаю; пусть минута светлая посетит моих
дочушек, да и меня напоследок...
Завтра постирушку устрою и в кассу побегу, нет, лучше сначала в кассу,
чтоб неусталая была.
А мешок - пудовина проклятая.
И как косточки мои старые терпят, хрустят, а терпят...


IV

Фу-у, сил моих нет, поуходили, наконец.
Полсотни тарелок, горюшко горькое, и как эту мусорную яму разгрести?
А Генка, паразит, дрыхнет себе, насосался, комар плешивый, еще бы -
целый ящик спиртного угробили.
Сорок пять Генке, сорок пять, и мне вот-вот столько же стукнет, и куда
годы торопятся, морда оплывает, груди - хоть в футбол гоняй, и Мишке,
чувствую, наплевать, раньше и мимо не пройдешь, чтоб лапа его куда-нибудь
не заползла, а теперь скалится, морально устойчивый стал, галстучек в
горошек, быть ему большим начальником, как пить дать...
А Томка, дрянь такая, могла бы и остаться, хоть словом перекинулись бы
- все легче, и с посудой помогла бы, мелкая она баба, сестреночка, зря я ей
доверилась, да назад не вернешь, ловка все-таки, тихая-тихая, а достанет
чего душе угодно, всюду влезет, вот и эту штуковину добыла и в кусты, не
знаю ничего и знать не хочу, хорошо хоть вместе идти согласилась, а то все
шишки на меня.
Борис ее совсем чокнутый стал, ну чего он в Мишу вцепился, ну не
понимает Миша этой живописи, и фиг с ней, так ведь и Борька - недоучка
несчастный, все старые тряпки Томке перепачкал, хату свою сверху донизу
замалевал, бездельник он, одно слово - блажной, мой-то хоть немного варит,
дубина, конечно, поговорить не о чем, но рубль чует, как пес, ни одной