"Луи Повель, Жак Бержье "Утро магов" (Посвящение в фантастический реализм) [V]" - читать интересную книгу автора

обратной стороны свет".

"Даже эпоха тирании ..." Мой отец умер в 1948 г., никогда не переставая
верить в творческую природу, не переставая любить и "пронизывать" своей
любовью горестный мир, в котором он жил, не переставая надеяться, что увидит
сет, сияющий за тяжелыми массами материи. Он принадлежал к поколению
социалистов-романтиков, кумирами которых были Виктор Гюго, Ромен Роллан, Жан
Жорес, носившие большие шляпы и хранившие маленький голубой цветок в
складках красного знамени. На границе чистой мистики и социального действия
мой отец, более четырнадцати часов в день прикованный к своему портновскому
столу - а мы жили на грани нищеты, - совмещал пламенный социализм и поиски
внутренней свободы. Быстрые и точные движения, присущие его ремеслу, он ввел
в метод сосредоточения и очищения духа, о чем оставил сотни страниц записок.
Что бы он ни делал - составлял бутоньерки, разглаживал ткань - его лицо
всегда сияло тихой радостью.

В четверг и воскресенье мои товарищи собирались вокруг его портновского
стола, чтобы послушать его и ощутить присутствие его силы, - и у большей
части из них жизнь стала иной.

Полный веры в прогресс и науку, он построил для себя могучую философию. У
него было нечто вроде озарения при чтении работы Фламмариона о
доисторических временах. И потом, увлекаемый страстью, он читал книги по
палеонтологии, астрологии, физике. Несмотря на отсутствие подготовки, он все
же проникал в глубинную сущность этих областей знания. Он говорил почти как
Тейяр де Шарден, которого мы тогда не знали: "То, что наш век еще
переживает, более внушительно, чем появление буддизма! Теперь речь пойдет
уже не о приспособлении того или иного божества к человеческим требованиям.
Религиозное могущество Земли вызывает в нас решающий кризис: кризис открытия
самих себя. Мы начинаем понимать, что единственная приемлемая для человека
религия - это та, которая научит его вначале узнать, а затем любить и
страстно служить миру, самым важным элементом которого является он сам".
Отец думал, что эволюция не смешивается с возможностью перевоплощения, что
она является всеобщей и постоянно возрастающей, что она увеличивает
психологическую плотность нашей планеты, подготавливая ее к контакту с
интеллектами других миров, к сближению с самой душой Космоса. Для отца род
человеческий не был чем-то законченным. Он прогрессировал к состоянию
сверхсознания через подъем коллективной жизни и мельченное создание единой
психологии. Отец говорил, что человек еще не завершен и не спасен, но что
законы конденсации творческой энергии позволяют нам питать великие надежды
на космическом уровне. И сам он никогда не терял надежды. Поэтому он со
спокойной совестью и религиозным динамизмом рассуждал о делах этого мира,
забираясь очень далеко и высоко на поиски оптимизма и смелости, которые
могли бы быть использованы немедленно и реально. В 1945 г. война
закончилась, но появилась угроза новой войны - на сей раз атомной. Но при
этом он умудрялся считать теперешние тревоги и горести как бы негативами
великолепного образа будущего. У него была нить, которая связывала его с
духовной судьбой Земли, и на свою "эпоху тирании", где заканчивалась его
трудовая жизнь, он, несмотря на безмерные личные огорчения, проецировал
доверие и огромную любовь.