"Валерий Поволяев. Фунт лиха" - читать интересную книгу автора

дум отвлекает, потом сунул руку в карман пуховки, достал оттуда три тяжелых
ружейных патрона, задумчиво подбросил один за другим вверх, поочередно
поймал в ладонь.
- Не боишься, что прямо в руке выстрел хлобыстнет? Капсюлем ударит о
край гильзы и разорвется тишина... А?
- Не боюсь, - усмехнувшись, отозвался Тарасов, посмотрел на картонные
пыжи, загнанные в горлышки патронов. Что там нарисовано, обозначено что? Два
патрона были заряжены "пшеном" - дробью - "шестеркой", это дробь только для
мелкой дичи годится, для горных птиц-горляшек и кекликов - памирских
куропаток, один патрон был набит начинкою посерьезнее - "двумя нулями". "Два
нуля" - это волчья картечь.
- Может быть, пригодятся патроны, - произнес Тарасов тихо, то ли для
себя, то ли для Присыпко, - если какой-нибудь лебедь набредет на нас -
хлопнем.
Наверху, когда они спускались в устье ледника с больным Манекиным,
оставили и карабин, и рацию, и лишнюю амуницию - словом, все тяжелые вещи -
с барахлом этим распрощались до будущего года - иного выхода просто не
было, - а вот с ружьем своим Тарасов не распрощался. Он с этим арбалетом не
раз и не два бывал на охоте, даже тонул однажды в тянь-шаньской реке, горел
в саянских лесистых гольцах, добывал себе еду, дичь и рыбу, в тайге спал,
положив рядом с собой, сберегал ружье. Как и ружье сберегало его. И,
выходит, не напрасно он и сейчас ружье, несмотря на тяжесть, потащил -
теперь, если что, арбалет может здорово их выручить.
Только двухствольная тульская безкурковка и подсобит либо вертолет,
если он прорвется сквозь густой горный дым, который валит откуда-то с
верхотуры, будто из преисподней - вязкий, непроницаемый, жирными лохмотьями
оседающий на снегу.
В палатке завозился кто-то - Манекин либо Студенцов.
Алюминиево-блесткая прочная ткань затрещала, грозя прорваться. В два длинных
сильных прыжка Тарасов очутился у палатки, с маху распахнул полог. На
Тарасова выплеснулось хриплое, обессиленное:
- На воздух вынесите меня, на возду-ух! В легких пусто, кислорода не
хватает.
Тарасов, подумавший поперву, что это схлестнулись Студенцов и Манекин -
самое худшее, что могло произойти, - немного успокоился, распахнул полог
пошире. В палатку тут же втиснулся вязкий дымный хвост, накрывший Манекина
целиком, словно грязной марлей, и тот закашлялся, замахал около рта рукою,
сгребая ядовитую дымную марлю в кулак.
- Слабак парень, - ни к кому не обращаясь, пробормотал Студенцов. Он
сидел в углу палатки, а теперь ползком выбрался из нее, лег на снег.
Студенцов продолжал говорить и говорить, но Тарасов не обращал на него уже
никакого внимания; в горах такое часто бывает - за неимением другого
приходится самого себя выбирать в собеседники. - Слабак-то слабак, а
медалями облеплен с головы до ног, как породистый кабысдох, - продолжал
гудеть Студенцов. - Тьфу! - Закончил со вздохом: - Хорошо иметь великих
родителей.
- С выводами погоди, - наконец, повернувшись к нему, обрезал Тарасов, -
схватит горняшка, посмотрим мы на тебя, красивого, как бороться с нею
будешь.
- Еще ни разу не хватала, думаю, бог и дальше в обиду не даст.