"Валерий Поволяев. Трещина" - читать интересную книгу автора

несколько раз, освобождая горло от слюнного кома, подумал, что боли в
желудке голодные. Есть такая паршивая боль: промаешься впроголодь два дня, и
желудок начинает нудно ныть, но стоит съесть что-либо или выпить, как боли
проходят. Он закрыл глаза и заснул быстро и незаметно для себя - даже
спальника не застегнул.
Проснулся от мороза - в прорехе полога все так же виднелись небо и
звезды, сам полог, незастегнутый, тяжелый, будто окаменелый от холода, вяло
ворочался в ветре. Трубицын выпростал руку, осторожно нащупал насоновский
спальник. Спальник, комком смятый, был пуст. Пуст! Трубицын мгновенно
вспотел, вытер лоб тыльной стороной ладони, ощутил, как гулко и учащенно
бьется сердце в груди, подпрыгивая к горлу. Потом, стараясь унять дрожь,
стал выбираться из мешка, но полурасстегнутая "молния" мешала, и замок, как
назло, заело, и он ожесточенно дергал в темноте хомутик - наверное,
защемился клок ткани и не пускал. Трубицын выругался, и словно помогло:
замок пошел как по маслу. Пошарив рукой в головах, он нашел мягкий от
старости, но еще очень прочный пояс, затянул на груди, щелкнул карабином,
затем стал пробираться к выходу.
Ночь была светлой - то ли от низких звезд, то ли от свежего, белее
белого, покрывшего ледник снега. Трубицын различил глубокие темные отпечатки
триконей - следы Насонова, следы, косо проваленные, неровные - будто пьяный
шел и руками в стенку упирался.
Он потеребил руками пояс, потом двинулся дальше, ступая ногами след в
след, поеживаясь, шмыгая носом от холода и ветра. Прошел еще метров шесть и
остановился, прижмурив до боли глаза так, что ни звезд, ни снега не стало
видно, потом сел в снег, не ощущая ни колючего холода его, ни резкого,
пробивающего ткань пуховой куртки ветра. В полушаге от него следы обрывались
широким, овальным, с рваными краями осыпи колодцем.
Насонов упал в трещину, упал в глубокую морозную трещину... Упал в
бергшрунд.
Колодец с осыпью - и на краю след.
Трубицын застонал тихо и глухо, качнулся из стороны в сторону, потом
повалился лицом вперед и, зарываясь телом в снег, пополз к колодцу, заглянул
в его глубокую и жуткую темноту. Прошептал сипло, чувствуя, как каменеет
тело от неверия в происшедшее:
- Коля! Как же эт-то, а? Коль-ка!
Он прикусил зубами руку сквозь перчатку, ощутил боль: сон - не сон,
сон - не сон... Не веря, что и колодец, и следы, и ночь, и горы, и хитрая,
хорошо замаскированная трещина - не сон...
- Вот оно, - еще более осипшим шепотом пробормотал он и замер,
прислушиваясь к звуку своего голоса. - Она-а...
А кто она? Или что? Смерть? Небытие? Потусторонняя жизнь?
Он захватил ртом щепоть снега, приподнялся на руках, круто вывернул
голову так, что остро, будто током, заломило шею, а перед глазами поплыли
оранжевые дымные кольца.
- Насо-онов, - выплюнул он снег и удивился на мгновение: почему не
слышит своего голоса?
Трубицын поднялся, взялся рукою за страховочный конец, к которому был
привязан, и, бессознательно наматывая его на локоть, двинулся обратно. По
мере того как он подходил к палатке, его шаг грузнел, становился тверже и
сильнее, отдавался металлическим стуком в голове, а мысль начала работать