"Петер Пранге. Княгиня " - читать интересную книгу автора - Тешу себя надеждой, что ваше святейшество и впредь найдут время
прогуляться верхом в лесах Квиринала. - Боюсь, пора выездов канула в прошлое, - со вздохом ответил Урбан. - Как безвозвратно миновали и часы праздности. Должность моя вынудила меня позабыть даже о завершении моих только что начатых од. - Горе для поэзии, - заключил Лоренцо, - зато благо для всего христианского мира. - И, когда брови папы удивленно доползли вверх, поспешно добавил: - Осмелюсь утверждать, что отныне ваше святейшество сможет без остатка посвятить себя службе церкви. - Да услышит Господь слова твои, сын мой. Но и ты должен помочь мне в этом. - Произнеся это, Урбан продолжал раздумчиво поглаживать восседающую у него на коленях болонку. - Знаешь, почему я решил пригласить тебя сюда? - Вероятно, для того, чтобы поручить мне изготовить бюст вашего святейшества, - помедлив несколько мгновений, ответил Лоренцо. Морщины недовольства прорезали лоб Урбана. - Разве тебе не известно решение римского народа никогда впредь не ставить папе прижизненные памятники? "Ах ты, старый лицемер!" - мелькнуло в голове у Лоренцо. Разумеется, он знал и помнил об этом, но что могло значить какое-то там решение? Ведь и папы, в конце концов, люди! Вслух, однако, он произнес следующее: - Все так, но решение это не должно распространяться на такого папу, как вы, ваше святейшество. И не следует лишать народ его законного права увековечить в камне облик вашего святейшества. - Я подумаю об этом, - отозвался Урбан, и Лоренцо уже послышался перезвон золотых монет из папской казны. - Да, возможно, ты и прав. Но не И ты не должен оставаться в стороне. Лоренцо насторожился. Что за великие планы, если это не бюст? Что же? Уж не саркофаг ли для погребения папы, когда придет его время почить вечным сном? Лоренцо раскрыл было рот, чтобы спросить об этом, но в самый последний момент сдержался. И, памятуя о том, что Маффео Барберини, прежде чем заявить о чем-то серьезном, все как подобает взвешивал и прикидывал, безмолвно дожидался, пока папа не наговорится о всякой ерунде, прямого касания к делу не имевшей: о наглых выпадах севера Европы против Священной Римской империи, о еретиках-протестантах, подстрекаемых этим дьяволом Мартином Лютером и объявивших войну единственно праведной вере, о господствовавшем в самом Риме гнетущем настроении, о постоянно сокращавшихся поступлениях в государственную казну, о нерадивости его предшественников-пап, об упадке хозяйства, шерстяных и ткацких мануфактур, о ночных бесчинствах остающихся безнаказанными бандитов, о распутстве позабывших о своем долге прелатов, даже о смраде в переулках и утопающих в нечистотах общественных уборных не позабыл упомянуть Урбан. - И тебя, конечно же, удивляет, - наконец перешел к заключению Урбан, - мол, какое до всего этого дело мне, скульптору, ваятелю? Не так ли? - Безграничное почтение, питаемое мною к вашему святейшеству, не позволяет мне задать подобный вопрос. Папа осторожно опустил собачку на пол. - Нам предстоит подать этому миру знак. Понтифик снова перешел к официальному Pluralis Majestatis.[1] В голосе папы звучала твердость, заставившая Лоренцо невольно вздрогнуть. |
|
|