"Терри Пратчетт. Хватай за горло! ("Плоский мир" #23)" - читать интересную книгу автора

говорили. Наоборот, отчасти они даже гордились тем, что Маграт вышла замуж
за короля, и соглашались с тем, что именно такой образ жизни был для нее
самым подходящим - правда, при этом над их головами, переливаясь всеми
ментальными цветами, висела невысказанная фраза: "В своей жизни Маграт
удовольствовалась вторым местом".
Помнится, поняв это, Агнесса едва не расхохоталась. Вторым местом? И
ведь не поспоришь... С ведьмами насчет первых-вторых мест спорить
бесполезно. Они просто не понимают, в чем состоит предмет спора.
Матушка Ветровоск жила в хижине с соломенной крышей, настолько древней,
что там успело прорасти молоденькое деревце, и мылась дождевой водой из
бочки. Большую часть своей жизни она провела в полном одиночестве, не
нуждаясь ни в чьей компании. Ну а нянюшка Ягг... Другого такого укорененного
человека надо было еще поискать. Да, разумеется, нянюшка не раз посещала
другие страны, но, как говорится, Ланкр всегда был в сердце ее - и в
печенках, и в селезенке, и во всем остальном тоже. А еще матушка Ветровоск и
нянюшка Ягг были искренне убеждены, что "уж они-то лучше знают" и "за всем
остальным миром нужен глаз да глаз".
Пердита считала, что девушке, ставшей королевой, больше нечего желать.
Агнесса считала пределом желаний оказаться от Ланкра как можно дальше.
Это первое. И второе: чтобы ее голова принадлежала ей одной и никому больше.
Она в который раз поправила шляпу - да, вроде так лучше - и вышла из
домика.
Ведьмы никогда не запирали двери. В этом не было необходимости.
Когда она пересекла озаренную лунным светом лужайку, две сороки
опустились на соломенную крышу покинутого домика.
Тем временем матушка Ветровоск... В общем, окажись рядом случайный
наблюдатель, он был бы немало озадачен ее действиями.
Матушка бросила внимательный взгляд на плитки, которыми был вымощен
порог у черного хода, и приподняла ногой лежавший там старый лоскутный
коврик.
Потом прошла к передней двери, которой никогда не пользовалась, и
проделала то же самое. Кроме того, она тщательно исследовала трещинки в
дверном косяке.
Затем матушка вышла на улицу. Ночью случились заморозки - умирающая
зима еще пыталась показывать зубы, - и прошлогодние листочки, забившиеся под
дом, были покрыты инеем. Поежившись от холода, матушка принялась ковыряться
в расставленных возле двери цветочных горшках.
Обыскала растущие у крыльца кусты. Снова вернулась в дом.
Поглядела на часы. Часы в Ланкре были непременным атрибутом, хотя сами
ланкрцы редко когда интересовались всякими там минутами. Хочешь сварить
яйцо? Пропой про себя пятнадцать куплетов песни "Ах, куда подевалась
перчица?". Но долгими зимними вечерами тиканье часов так успокаивает...
Опустившись в кресло-качалку, матушка уставилась на дверь.
Вдруг в лесу заухали совы. Чьи-то быстрые шаги простучали по дорожке,
ведущей к хижине матушки, и чьи-то кулаки с грохотом заколотили в дверь.
Сторонний наблюдатель, никогда не слышавший о железном самообладании
матушки Ветровоск, которым можно было гнуть подковы, мог бы подумать, что в
этот момент матушка с облегчением, едва слышно вздохнула.
- Что ж, почти вовремя, - пробормотала она.