"Ричард Пратер. Верняк ("Шелл Скотт" #33) " - читать интересную книгу автора

вздыхающими ветрами.
Должен признать, шейх оказался чрезвычайно красив. Но явная жестокость
проступала в чертах его лица. А может, то был переизбыток еле сдерживаемых
буйных сил? В целом же он производил не меньшее впечатление, чем если бы в
нем было восемь футов шесть дюймов роста.
И с чего это мне пришли на ум Али-Баба, Шехерезада с ее грудью и прочая
роскошь? А с того, что я ожидал: шейх явится в развевающемся бурнусе, а на
голове у него будет то, что положено носить эмирам, не помню, как это
называется. Но где все это? Где кривая сабля на боку?
Вместо всего на моем посетителе был черный, прекрасно сшитый костюм,
белая рубашка и узкий, безукоризненно завязанный галстук. Неровные, как бы
обуглившиеся края носового платка, тоже черного и, похоже, из тонкого шелка,
выступали из нагрудного кармана пиджака. Свет переливался рябью на черных
лакированных башмаках маленького размера. Если не считать рубашки, все у
него было черным, от новехоньких башмаков до густых волос в крутых завитках.
По правде говоря, это моя одежда, а не его, напоминала арабский закат
или поле битвы. Люблю феерию красок или хотя бы один яркий мазок в строгом
мужском облачении! Сегодня на мне были брюки, по белому фону которых были
разбросаны красные и синие пятна, похожие на маленькие, расплывающиеся
оранжевые звезды. Вот это, я понимаю, палитра! А кроме того, розовая рубашка
с воротом типа "Байрон" и низким вырезом в обрамлении выточек (я от этого
без ума, особенно если вижу такое на красотках). Ну и широкий белый пояс и
белые башмаки на микропоре. Так кто тут, спрашиваю я, был шейхом?
Мы смотрели друг на друга.
Думаю, мы оба были несколько ошарашены. Причем, мне кажется, он намного
больше, чем я.
Мой рост шесть футов два дюйма, и вешу я двести пять фунтов, когда
голоден. В противоположность его черным кудрям, буйным, но аккуратно
уложенным, мои волосы белее песков Сахары и устремлены вертикально вверх на
всю свою длину. Они точно встали дыбом, напуганные моими такими же белыми
бровями. Брови эти, добавлю, изогнуты под таким углом, что напоминают
бумеранг. А глаза для разнообразия - серые.
Лицо шейха наводило на мысль о неистовом солнце и неукротимых ветрах. А
мое, должно быть, производило впечатление побитого градом. А то и молнией!
Нос, вероятно, самая примечательная деталь моего лица. После того как с ним
произошла первая неприятность, он был исправлен прекрасным доктором. Но,
увы, еще до того, как мой бедный нос был чудовищно изуродован вторично, этот
доктор умер. Смерть - дело тяжкое, конечно, но и мне пришлось нелегко. Над
моим правым глазом тонкий шрам, а кожа над левым ухом так и не наросла в том
месте, где ее отхватила пуля головореза, и... Но сказанного достаточно!
Человек, стоявший в двери, проговорил:
- Вы мистер Шелдон Скотт.
Это было категорическое утверждение, а не вопрос. Категоричность была в
самой манере говорить, а не в тембре его металлического, но мягко звучавшего
голоса.
- Верно, Шелл Скотт, - сказал я. - Входите. Вы?..
- Я шейх. - За этим последовал поток восхитительных звуков, похожих на
переливы флейты. Бархатные согласные, атласные гласные - из всего этого я
сумел уловить только слово "шейх" и то, что было очень похоже на имя
"Файзули".