"Юзеф Принцев. Гори, гори, моя звезда... (Повесть о А.Гайдаре) [И]" - читать интересную книгу автора

посапывает сестренка и стрекочет швейная машинка в соседней комнате. Мать
опять что-то шила ему или Талке.
"Хорошо бы внутренний карман пришить к форменной куртке, - подумал
он. - Только самому, а то мама пристанет: зачем да к чему?"
Аркадий, в который раз уже, сунул руку под подушку, нащупал холодную
рукоятку маузера и уснул.
Утром мать с трудом добудилась его, и он побежал в училище, радостно
ощущая, как тяжело оттягивает карман и бьется о бедро настоящий боевой
пистолет.
Раньше каждого опоздавшего на уроки встречала обличающая тишина
лестницы и коридора, а инспектор, по прозвищу Крыса, с розовым, вытянутым
вперед носом, который, как все утверждали, шевелился, вынюхивая малейший
беспорядок, уже ждал с раскрытой книжечкой, куда аккуратно заносил фамилию
провинившегося.
Теперь реальное гудело от первого до последнего этажа. По коридорам
носились малыши, старшеклассники яростно митинговали, преподаватели
растерянно жались по стенам, пробираясь в классы, и покорно ждали, когда
же успокоятся реалисты и можно будет начать хоть какое-то подобие урока.
Из актового зала вынесли портрет царя и выкинули его в пролет
лестницы. Царь долго кувыркался, пока не упал к ногам насмерть
перепуганого швейцара Василия. Швейцар попытался снести царский портрет к
себе в каморку под лестницей, но налетевшие реалисты сломали на мелкие
куски полированную раму и разодрали холст.
Теперь от царя остались только усы и бородка, но догадаться, что они
царские, было уже невозможно.
Василий хватался за сердце и крестился, а разбушевавшиеся реалисты
осаждали учительскую с требованиями: "Долой французский!", "К черту
молебен по утрам!", а здоровенный дылда, второгодник Великанов, сложив
ладони рупором, кричал прокуренным басом: "И физику! И физику!" Видно,
здорово досадила ему эта физика.
Спас положение учитель словесности Николай Николаевич Соколов. Он
встал в дверях учительской и поднял руку, требуя тишины. Гомон не сразу,
но утих.
- Граждане учащиеся! - негромко сказал Соколов.
И опять все закричали, захлопали в ладоши, особенно малыши. Никто в
жизни еще не называл их гражданами. Старшеклассники подзывали
высокомерным: "Эй ты, сопля!", самым вежливым считалось "недомерок", а тут
вдруг здравствуйте: "Граждане!"
- Граждане учащиеся! - повторил Соколов. - Хочу сообщить вам, что
педагогический совет одобрил решение о создании ученических организаций.
Вы теперь получили равные права с нами, преподавателями, и будете сами
обсуждать оценки и поведение своих товарищей. В городе создается
организация среднеучебных заведений. Вам необходимо выбрать свой
ученический комитет. Прошу пройти в актовый зал!
Николай Николаевич выждал новый взрыв аплодисментов и, улыбаясь,
добавил:
- Огромнейшая просьба: не ломайте стульев. Они теперь ваши, народные!
Первым в зал побежал Великанов, за ним кинулись остальные. В дверях
Великанов остановился и, опираясь ручищами о косяк, сдерживал навалившихся
сзади реалистов. Кто-то упал, кому-то отдавили ногу, затисканный