"М.М.Пришвин, В.Д.Пришвина. Мы с тобой. Дневник любви" - читать интересную книгу автора

-- Будем исследовать,-- ответил я,-- не с начала, как все, а с конца.
Теперь я не сомневаюсь, что она ничего не поняла и ответила мне:
Ну, хорошо, мы об этом поговорим при встрече.
Все шло прекрасно, я лег спать в отличном настрое-нии, и вот снится
мне, будто я, переходя перекресток или площадь, упал без сознания, и
бобровая шапка моя соскочила, и ветер ее покатил. А когда очнулся -- шапки
моей не было.
-- Где моя шапка? -- спросил я милиционера и проснулся. И тут в ужасе
вспомнил, что пригласил совсем незнакомую мне женщину исследовать
интим-нейшую свою жизнь. Казалось, будто во сне слетела с меня
шапка-невидимка и я стал, наконец, видим сам для себя.
-- Что же мне теперь делать, что говорить, когда она придет? --
спрашивал я себя со стыдом. И вспо-мнил, что она обещала позвонить в 4 часа
дня.-- Позво-нит,-- решил я,-- и я под каким-нибудь предлогом откажусь от
встречи.
Вот что бывает с такими дуракамикак я, и как верно оказалось, что
горбатого только могила исправит! И горб мой, узел, которым связано все мое
существо, есть непонятная тяга к женщине, которую я не знаю и не могу знать
-- мне недоступной. И самое непонятное в том, что, будь она доступна, я стал
бы сам создавать из нее Недоступную и утверждать в этом ее реальность.
В этом и состоял роковой роман моей юности на всю жизнь: она сразу
согласилась, а мне стало стыдно, и она это заметила и отказала. Я настаивал,
и после борьбы она согласилась за меня выйти. И опять мне стало скучно быть
женихом. Наконец, она догадалась и отка-зала мне в этот раз навсегда и так
сделалась Недоступ-ной. Узел завязался надо мной на всю жизнь, и я стал
Горбатым.
Не остается, конечно, сомнения, что комическая просьба по телефону к
незнакомой женщине и есть какая-то форма того основного романа с
Недоступ-ной".

Пришвин бродит по большой молчаливой квартире. Он один. За ним по пятам
бродит рыжий ирландец Бой, стуча когтями по сколь-зкому паркету. Он ложится,
вздыхая, у ног хозяина, как только тот останавливается, заду-мываясь, у
окна.
В прежние годы писатель пробовал отводить душу в разговоре с собакой.
Сколько раз это бывало в прошлом: "Я иногда думаю предло-жить эту загадку,
что природа вся со своими обитателями значит (знает) гораздо больше, чем мы
думаем, но они не только не могут запи-сать за собой, но даже лишены
возможности вымолвить.
-- Лада, милая собачка, что ты скажешь? Ну, собирайся, друг, шепни одно
только челове-ческое слово -- и мы с тобой победим весь мир зла!
Так я не раз говорю своей Ладе, когда она положит мне голову на плечо и
страстным хрипом пытается высказать свою признатель-ность и любовь".
Так длилось многие годы... Пусть это был самообман, но это была еще и
сила: "Сила моя была в том, что свое горе скрывал сам от себя".
Но теперь -- как ему нужен теперь человек! Он зовет Аксюшу, усаживает
напротив себя в кресло. Начинается разговор:
"6 января.
-- Смотрю я на вас,-- вы как в двадцать лет живете, таких людей бывает
из тысячи один.