"Михаил Михайлович Пришвин. Кащеева цепь (автобиографический роман) " - читать интересную книгу автора

личность, наверно, есть и в этом зайчишке".
- Что вы тут, батюшка, разглядываете? - спросила меня старуха,
дьячи-хина мать.
- Марья Васильевна, - сказал я, - слыхали вы, чтобы где-нибудь заяц
днем ходил по домам?
Старуха всмотрелась и вникла. Я подсказал:
- Заяц ли это?
Она перекрестилась. Заяц, верно, заметил движение и вдруг пропал.
- Вот видите, - сказал я, - креста боится. Не сам ли это хозяин тут
баламутит?
Старуха еще раз перекрестилась, уже не из страха, а из благодарности
за действие креста, и тоже очень таинственно мне прошептала:
- И очень просто, - прикинулся, да и высматривает. Не миновать
какой-нибудь беды мужикам.
Старуха потом, конечно, рассказала и на деревне о явлении зайца, и,
кто знает, не из-за этого ли зайчика наши суеверные крестьяне через
несколько дней разнесли усадьбу в пух и прах.
После того я окончательно убедился, что герой может быть не только не
героем, но даже и личность в нем необязательна: он может просто, как
зайчик, выйти посидеть на терраску, а из-за этого произойдут события
грандиознейшие. Так бывает!
К сожалению, в этот раз мне все-таки не удалось сделать вполне героем
зайца; мало-помалу я с ним так сроднился, что дал ему черты мальчика, каким
я сам был, хотя имя оставил ему все-таки заячье: Курымушка.
Некоторые из моих друзей, прочитав рассказы о Курымушке, однако
совершенно не догадались, что рассказывается в них о каком-то таинственном
зайчике, и всё приняли как автобиографию и семейную хронику.
Что же делать? Ведь от себя самого не уйдешь. Мы не маленькие дети, и
не спасет нас от скуки чтения даже самая хитрейшая фабула. Пора уже знать,
что только близость автора к себе самому и способность его приблизить
других к себе так, чтобы они были как будто совершенно свои, родные,
находят отклик в читателе. Тогда зачем же ходить далеко? Вот моя
собственная жизнь и с ней те, кого я любил, кого боялся и ненавидел. Рано
или поздно все тайны будут непременно раскрыты - не мной, так другим: нет
ничего тайного, что не стало бы явным.
Вот пень огромного дерева, выросшего от семени, занесенного когда-то
птицей в эту усадьбу. Дерево перебыло здесь прекрасную жизнь и раскрыло все
возможности, заложенные в семя. Но правда ли, что, сосчитав все годовые
круги огромного пня, я узнал что-нибудь о тайнах прекрасного дерева? Так
едва ли стал бы кто-нибудь читать рассказ о моей совсем обыкновенной,
измеренной и сосчитанной жизни, если бы однажды в конце длинной аллеи,
засыпанной кленовыми листьями, на террасе, обвитой красными лозами дикого
винограда, не явился мне таинственный зайчик и я, пораженный красотой
тройного умирания, не задумал сделать эту сказку - и очень близкую к моей
собственной жизни, и очень далекую.


КНИГА ПЕРВАЯ

Курымушка