"Михаил Михайлович Пришвин. Кащеева цепь (автобиографический роман) " - читать интересную книгу автора

ЗВЕНО ПЕРВОЕ

ГОЛУБЫЕ БОБРЫ

ВЕТОЧКА МАЛИНЫ

В Ельце, моем родном городе, все старинные купеческие фамилии были
двойные: первое имя, хотя бы наше, Пришвины, было имя родовое и
официальное, а второе имя считалось "уличным": наше уличное имя было
Алпатовы. И так точно было у всех: Лавровы, Ростовцевы, Горшковы,
Хренниковы, Романовы, Заусайловы, Лагутины - у всех решительно были вторые
"уличные" имена.
Разделение купеческих имен - явление до того заметное и всюдное, что,
наверно, есть этому и какое-то разумное объяснение, но до всего не дойдешь,
а когда потребуется самому объяснить, и не знаешь, для чего и как это
делалось. Мне всегда казалось, будто вторые имена являются простейшей
попыткой вывести живое современное имя из его родовой заключенности на суд
общества, пусть хотя бы и уличного.
Еще я так думаю о вторых именах и о первых, что первое имя от тебя
никак не зависит, и когда его давали кому-то, это родовое имя, ты еще не
существовал. Второе имя пришло, опять не глядя на тебя, а на какого-нибудь
твоего, быть может, очень отдаленного, предка. Третье - твое собственное,
личное имя открывает путь тебе самому и представляет собой как бы право на
усилие сделаться таким, как хочется тебе самому и что можно назвать
поведением.
Так вот и выходит, что у одного и того же человека может быть три
имени: с одним он родился, другое ему пришло с улицы, а третье, его
собственное, личное, живое "я", каждый чувствует, и отвечает за него, и
создает с помощью его небывалое.
С малолетства чувствовал в себе напор сил для борьбы за свое
собственное имя. Редко, очень редко удавалось мне в те времена оставаться
победителем. Так было раз в детстве: я признался своему маленькому другу,
что я, может быть, вовсе даже совсем и не Пришвин.
- Кому ты говоришь! - ответил мой друг, - я ли не знаю, что вас,
Пришвиных, на улице везде называют "Алпатовы"?
- Вот еще! - воскликнул я почти обиженно, - я тебе хотел свою большую
тайну открыть, а ты говоришь о том, что всем известно: Алпатовы - это наша
старинная уличная кличка.
- А если ты не Пришвин и не Алпатов, то кто же ты?
- А вот угадай, - ответил я.
И прочитал ему первое мое стихотворение:
Скажи мне, веточка малины, Где ты росла, где ты цвела, Каких холмов,
какой долины Ты украшением была?
- Понимаешь меня теперь? - сказал я. - Стихотворение Лермонтова "Ветка
Палестины" и мое "Веточка малины" так близки друг другу и так далеки и от
Пришвиных, и от Алпатовых, что скорей всего, мне кажется, по-настоящему я
Лермонтов.
- Позволь, - сказал мой друг, - твоя "Веточка малины" всего только
двумя словами разнится от Лермонтовой "Ветки Палестины", так может каждый