"Михаил Михайлович Пришвин. Кащеева цепь (автобиографический роман) " - читать интересную книгу автора

Вот те раз! Ну, как же ты это допустил?
- Да это не я.
- А кто же, не ты?
- Бык ослабел.
- Вот те раз! Ты с ума сошел! "Бык ослабел"! Ты сам ослабел.
И так весь обед точит она Ивана Михалыча. Ничего в этом не понимает
Курымушка, и только жалко ему и даже страшно бывает подумать, что старшие
от ранней весны и до поздней осени должны работать на Банк.
Кто это Банк и где он? (На небе господь живет, а Банк - в городе, на
синее небо летают птицы, в город ездят на лошадях, и там - Банк.) Все
работают с утра до вечера на Банк, - Иван Михалыч, мать и особенно мужики.
Только поздней осенью, когда начинает рано темнеть, навещает часто
соседка Софья Александровна, ходит по коридору до забитого на зиму зала и
обратно в столовую, до самого кресла Курым, откуда он все слушает и обо
всем думает. Бывает, приходит из своей школы тетя Дунеч-ка; с ней мать
говорит про Софью Александровну, а с той про Дунечку и о том, как можно
освободиться от Банка.
- На ле-галь-ном положении, - говорит Дунечка, - я долго работать не
буду, это я временно.
- Да, только бы освободиться от Банка! - постоянно говорит мать.
- Нужно терпеть, - учит Софья Александровна, - наша вся жизнь есть
долг и терпение.
Про это вот больше и спорят все: ни мать, ни Дунечка не хотят терпеть,
им только бы как-нибудь освободиться от Банка, а Курымушка мало-помалу
складывает себе историю про Софью Александровну и про Дунечку.
Было, представляется Курымушке, три жениха у Софьи Александровны, два
были хорошие и один Бешеный. Софья Александровна посоветовалась со старцем,
ей было велено идти за хороших. Но это Курымушка хорошо понимал, - если
велят по-хорошему, то хочется идти по-плохому: Софья Александровна вышла за
Бешеного. И началась беда: Бешеный барин раз все стулья поломал, и как
ругается! Его слышно здесь на балконе. А еще Бешеный барин - и это хуже
всего - был а-те-ист. Что это значит, Курымушка думал-думал и не понял. Раз
Софья Александровна убежала из дому сюда и не знала, как быть ей дальше, но
вспомнила старца, написала ему. "Сама виновата, - ответил старей, - не
нужно было выходить, а если вышла, терпи до конца и спасешься". С этого дня
Софья Александровна стала все терпеть и во всем слушаться старца.
Все это шепотком от прислуги, - это все большие тайны, а про хозяйство
начинают всегда громко:
- У вас почем стала рожь?
- По восемнадцать копен.
- Хорошо! Вязь большая?
- Не обхватишь снопища.
- Как все у вас ладно выходит!
- Я во всех даже мелочах со старцем советуюсь. А как вы с травой на
валах? Бабы тащут у вас?
- Мешками тащут, ничего не поделаешь, за ними ведь не угонишься.
- Я научу вас, как нужно.
- Нуте-с?..
- Я незаметно к бабам подхожу, кустами, и будто их не вижу, а сама
покажусь, когда им уж бежать нельзя, тогда они непременно залягут в канаву.