"Анатолий Приставкин. Тихая Балтия: Латышский дневник " - читать интересную книгу автораМоскву вдруг выяснилось, что в "Литературке" (ятогда числился в ней) лежал
подробный отчет о всех наших разговорах, застольных и прочих, было там и о появлении крамольного поэта из столицы. И о том, какие стихи якобы он читал. Спасибо моему личному начальнику дяде Жоре (писатель Георгий Радов), он под большим секретом мне это все передал и приказал немедленно скрыться в командировку, что я и сделал. Но это все потом. Если же по правде, Андрей в тот вечер не читал никаких, стихов, как мы его ни упрашива-ли, а был молчалив и даже как бы насторожен. Зато остальные из "семейства" были в ударе, Пaпa, он же Марк, удачно шутил, Мама Таня выполняла роль заботливой хозяйки и вовремя подваливала закуску, а Сынок Боря Ларин почти весь вечер читал стихи, оказалось, он замечательно знал поэтов "серебряного века". И был теплый вечер. Голубые сумерки надвинулись с моря, тихого, кроткого, без единой морщинки. Белочки, их почему-то в тот год было особенно много, спускались по гладким стволам на землю, где мы оставляли им хлеб из столовой... А иногда швыряли прямо, как сейчас, через распахнутое окно. К концу даже Андрей оживился, что-то рассказывал, вообще, но ни о встрече в Кремле, ни о своем тревожном состоянии он не произнес ни слова. Но растрогался от стихов, прочитанных Борисом: Гумилёва, Ахматовой, Мандельштама... И пообещал подарить Борису, как только случится, свой собственный новый сборник стихов... если он, конечно, выйдет. Вот это вскользь брошенное "если" и подсказало нам истинное настроение Андрея. Ну, а Борис, не будь дураком, тут же воскликнул, в шутку конечно: Андрей вдруг с улыбкой согласился, и тут же начиркал на листке "расписку", да еще присовокупил две стихотворные строчки, видать, в этот момент и рожденные: "Без булды люблю Дубулты!" На следующий день погода резко испортилась, пришли холода. В русском народе их называют "черемуховые холода", они бывают в самый разгар цветения черемухи и считаются как бы последним напоминанием о зиме... А вот после них-то и начинается лето и настоящее долгое тепло. Хрущевская "оттепель" сменилась долгой брежневской зимой с холодами, на десятилетия заморозившей все вокруг, и литературу тоже... Мы стояли на пороге этой зимы, но по-настоящему, теперь-то я понимаю, догадывался о ней, там в Дубулты, лишь Андрей... Ну, может, кто-то еще, вроде провинциального поэта, из опытных, которые, как зайцы-беляки, быстро сообразили, что пора обретать зимнюю окраску, не то их быстро скушают... Однажды, при показе какого-то фильма в Доме литераторов, возник на трибуне Сталин, и вдруг раздались в темном зале долгие аплодисменты... Вот тогда лишь я понял о настроении своих собратьев, как и о наступающей этой зиме. Поиграли в "оттепель", пора и меру знать. Меру, естественно, отпущенную сверху. Что касается той шутливой "расписки", выданной Андреем моему другу, сам Борис утверждал, и был, наверное, прав, что "расписка" ему, как книголюбу, не менее драгоценна, чем обещанный подарок. Но подарок-то он, кажется, получил. Об этом мне однажды, Бориса уже не было в живых, рассказал наш |
|
|