"Анатолий Приставкин. Тихая Балтия: Латышский дневник " - читать интересную книгу автора

Конечно, мы не имели такого блистательного начала, как Вознесенский:
несколько стихотворений в "Дне поэзии", в газете, кажется, в "Литературке",
и сразу - громкая слава.
Но это его, такое фантастическое, начало было и нашим началом и обещало
нам, нам тоже, в самом ближайшем же будущем такую же звездную славу.

"Качается, как рюмочка
На краешке стола..."

Строчки из самых первых его тогда стихов мы читали вслух, и не знали,
не ведали, что совсем это не про какую-то там невесту, а про нас всех, про
нашу будущую жизнь... Как и другие прорицательные строчки: "Крест на
воротах, на жизни крест..."
Я писал тогда роман, и каждые написанные десять или двадцать или, не
помню уж сколько там страниц, я представлял моим друзьям в качестве отчета,
и мы отмечали этот день вином.
Среди такой странной жизни мы вовсе не различили тех особенных событий
в Москве, которые тогда произошли. А там, как выяснилось, "наш дорогой
Никита Сергеевич" (это название одного из фильмов, посвященных ему)
встречался с творческой интеллигенцией и устроил ей грозный разнос, всяким
там писателям и художникам, в том числе и любимому нами Андрею
Вознесенскому.
Но, повторюсь, издалека мы всей сложности ситуации как-то не разобрали,
да и печать, хоть и опубликовала отчет, но далеко не полный, и понять по
нему, что там в действительности произошло и насколько оно серьезно, мы,
конечно, не смогли.
Наша молодость, наша вера и некая эйфория по поводу тех самых широко
распахнутых в литературное будущее дверей мешала нам все осознать, как есть.
Мы прозевали тот самый момент, когда эти двери с грохотом закрылись.
Это услышали вперед нас те, кто присутствовал тогда в Кремле на приеме:
Алигер, Щипачев, некоторые другие...
Ну и, конечно, Андрей Вознесенский.
Он вдруг объявился тогда в Дубулты, но не в Доме писателен, а где-то на
отшибе, может быть, в гостинице, и мы, столкнувшись на улице, чуть не силой
затащили его к себе.
Встречались мы тогда в комнате у Марка, он проживал в каменном
двухэтажном доме, что с левой стороны от дороги; на первом этаже была
столовая, а на втором - несколько уютных комнат, объединенных коридорчиком с
общей ванной и туалетом.
По соседству с Марком проживал один провинциальный поэт, обладавший,
как потом выяснилось, замечательным слухом. После гостеваний Андрея он
поинтересовался, встретив меня в столовой:
- Вы там стихи, кажется, читали... Андрей, что, тоже читал?
- Какой Андрей? - спросил почему-то я.
- Ну, какой... Вознесенский Андрей... Он же приходил к вам, сам видел!
А он, что, разве не у вас остановился?
- Нет.
- А где?
- Не знаю, - сказал я. Я и, правда, не знал.
Но я не придал тогда значения этому разговору. Лишь по возвращении в