"Анатолий Приставкин. Долина смертной тени" - читать интересную книгу автора

конвейер, ношусь со списком будущей Комиссии, пытаюсь искать совета у
Ковалева, но у него уже свои проблемы, и он меня спихивает одному из своих
помощников по имени Сеня, человеку бывалому, отсидевшему тоже в лагерях.
Его, по словам Сергея Адамовича, уважали даже "воры в законе".
"Ты его послушай, он все знает!" - произносит на ходу
Ковалев, загнанно озираясь, и исчезает на очередном заседании,
посвященном предстоящей амнистии. Режим у него, и на глазок видно, на
выживаемость, и он всюду и всегда опаздывает.
Сеня - человек здравый, окидывает опытным глазом список будущей
Комиссии, прикидывает: "Это кто, еврей? Учти, твой состав не должен давать
демагогам право (а они всегда найдутся!) говорить, что вот, мол, жиды
собрались, чтобы решать судьбу русских... И еще один совет: среди осужденных
много женщин, много нацменов... Введи кого-нибудь помоложе да
попривлекательней... И кого-то из республик, из татар, что ли... Только не
из твоей Чечни! А из писателей хорошо бы русачка вроде Можаева... Ельцин
обожает таких..."
Я вежливо киваю: "жидков" поменьше... Женщину помоложе... И нацменов...
Писателя эдакого, без примесей кровей... Все как бы с пользой для дела... Во
имя нового... Но отчего-то не по себе. Или я, по глупости да неведенью, не
разумею кадровых принципов этой новой власти?!
Едем с Сеней в скоростном лифте, который проскакивает какие-то этажи не
останавливаясь. Один этаж, насколько я помню, президентский. Провожая меня в
столовую, но не ту, которая для избранных, а которая "для всех", Сеня
говорит на ходу:
- А вы знаете, как вас нашли?
- Меня? Лично?
- И вас... Сидели, значит, у Ковалева, набросали списочек, большой
такой! Но вас, кажется, не было. Это потом Кононов добавил... Каждого
подробно обсуждали, просеивали... Кого-то отвергали... А другим стали
звонить...
Коридоры, коридоры... Просторный зал самообслуживания, не лучше, чем
везде. Столовский кисловатый запах, многолюдье.
Берем поднос, чего-то накладываем, садимся.
- А критерии? - спрашиваю я.
- Главный - против расстрелов... Ну, и авторитет, конечно...
Там в списке и Алесь Адамович был, и Фазиль Искандер, и
Булат... И Слава Кондратьев... Можаев тоже был, но до него так и не
дошли...
Который день я продираюсь сквозь инстанции, как через заросли колючек,
не однажды, случалось, попадал туда в горах, - прямо-таки ощущая кожей, как
впиваются острые шипы в живое мясо.
Непроницаемые взгляды, вскользь брошенные слова, неотвечающие телефоны,
невидящие глаза секретарш...
О, эти секретарши, верные хранители тайн, жестокие церберы с ангельским
голосом, проницательно угадывающие даже по твоим шагам, насколько ты полезен
и нужен шефу.
Вам, вам одним можно посвятить целые главы, книги, эпопеи, ибо никто не
воспел, не открыл человечеству вашей решающей роли в те часы, когда творится
история!
У меня даже пропуска пока не существует. Я, как последний проситель,