"Анатолий Приставкин. Вагончик мой дальний (Повесть)" - читать интересную книгу автора

об землю. И крутит, и вертит, выворачивая ноги и руки.
Головы своей я при этом не чувствую. Может, впрямь, все происходит во
сне? А просыпаюсь с колотящимся от страха сердцем и занозой в памяти:
удалось ли догнать в этот раз свой эшелон или на следующую ночь снова
придется его искать?
"Начальнику железнодорожного узла полковнику железнодорожных войск т.
Сивцеву. Среди поступивших в эшелоне 255 17 на станцию Желтовка г. Кургана
трех вагонов с фронтовым литером госпитализированных в санитарном поезде
раненых бойцов, следующей в ремонт военной техники
(32 ед.), товарного вагона с лошадьми (7 ед.) и вагона сопровождения
охраны поступил груз без обозначения станции отправления и оформленных
бумаг, значащийся в общей накладной сопровождения как группа малолетних
преступников в количестве двадцати трех единиц мужского и женского пола,
список прилагаю. С ними же в вагоне обнаружены мужчина средних лет по
фамилии Рыбаков и женщина Евдокия
Артемова, которым, по их словам, доверили приглядывать за детьми, но
паспорта ни тот ни другой не имеют. Прошу вашего разрешения для дальнейшего
отправления данного вагона, а также необходимых указаний, в каком именно
направлении и в чей адрес он должен быть отправлен. Дежурный по грузовой
станции Желтовка-2 капитан железнодородных войск Коваленко. 4 апреля
1944г.".

1

Лязгнули звонко буферные тарелки. Эшелон дважды дернулся и встал.
Стало тихо, поскрипывала лишь, словно продолжая движение, деревянная
обшивка нашего вагона. Наверное, не только я, а все, кто был тут, даже те,
кто по привычке дремал, напряглись, поднимая головы и пытаясь уловить
снаружи хоть один звук.
Конечно, остановка - не окончание дороги. Не говорю: освобождения.
Мы уже забыли, что оно означает. Да от чего нам освобождаться, если
вагон для нас не только тюрьма, но и дом! Затаив дыхание, ожидали: вот
где-то громыхнул состав, прогудела маневровая "кукушка", - мы наизусть знали
ее пронзительный голосок. Прозвучали в отдалении торопливые шаги, скорей
всего женские, не в сапогах, а в мягких бурках, но к нам, к нашему вагону,
они не имели отношения. Как и отдаленный, по селектору, механический голос
диспетчера, отдающий кому-то указания: ду-ду-ду... ду-ду-ду.
Значит, станция. Запасные пути. Но мы знали: скоро могут последовать и
другие, касаемые нас звуки. Мы ждали их с настороженностью зверьков. И вот
от начала эшелона стук молоточка по колесам, ближе и ближе, и прямо под ухом
живой голос, такой желанный, хоть не без пьяного матюка: "Чево, так и
разъедак, тут везете? Коровку-то не везете случайно?" "Ды нет, не коровку, -
это другой уже тенорок. - А че, молока тебе, че ли?" "Зачем молока? Не
молока, а коровку... Вот, на прошлой неделе, смотрю, эшелон-то с войны, а
они коровку с собой везут... Начальник эшелона, мол, с детишками, а они
коровку возят для молока... Люди на крыше с мешками, а коровка у него
литерным классом, как министерша все равно! Дык просил, просил, николаевки
червонные предлагал, а он ни в какую. Дык вот я и спрашиваю: тут че, не
коровка, значит? Я же слышу, что дышит..." "Где дышит?" "Да за вагонкой
дышит!"