"Анатолий Приставкин. Вагончик мой дальний (Повесть)" - читать интересную книгу автора

Глупость, несуразность пробалтывают-то, топчась у вагона, а нам
приятно. Рядом жизнь. Тенорок - это охранник Петька-недоносок, в солдатском
бушлате, яловых сапогах, слышно, как они уютно поскрипывают. Другой -
мужлан, можно представить, в тяжелом тулупе с закруткой-носогрейкой, на
ногах самодельные валенки с блестящими калошами, добротные, под стать
хозяину. Коровку себе ищет, николаевками платит, значит, кровушку попил из
эвакуированных, а то снабженец какой-нибудь. Он не только коровку, он весь
эшелон с лошадьми и с нами может загрести.
Слышим, как и тенорок исподаль заводит: мол, коровки, ей-бо, нет, но
товарчик живой везем, хошь на выбор?.. "Какой-такой живой? Бабы
вакуированные, че ли? Дык тут своих солдаток хоть отбавляй!
Потеряешь бдительность, повалят и изнасилуют... гы-гы-гы!" "Да нет, не
бабки и не дедки, а так, недоросль... Мальки, значит".
Это Петька-недоносок тенорком, как соловей, разливается, нами
торгует... Не впервой... Он и сапоги яловые, и кое-что еще на наши души
выменял. А сейчас нюхом почуствовал поживу, старается, как песню поет...
Мальки, говорит, заморенные, но еще шиворлятся... И в сам-деле дышат... "Что
за мальки? Рыба, что ли?" "Да какая там рыба! - отвечает мужлану. - И не
рыба, и не мясо пока, а беспортошная тварь, малолетки то есть... Не в теле,
но, если откормишь, хоть помоями - они все съедят, - так в хозяйстве могут и
пригодиться... Там не только пацаны, там паца-аночки... Между прочим". "И
сколь им?" - выспрашивает мужлан, но без особой заитересованности. "Так
сколь бы ни было, а как на пуд потянет, можно потреблять, хи-хи-хи". - И в
тон тенорку: гы-гы-гы! "Они же шкелеты небось! Это сколько надо помоев-то
извести, чтобы до пуда-то откормить... Гы-гы-гы!" "Зато целина! Не все,
правда, тут уж их, скрывать не стану, потребляють..." "И сам небось?" "И
сам... Чего же не потреблять, свое пока! Хи-хи-хи... Ну пока торчит, чего ж,
бабы нет, так и девке рад..." "А мне дык солдаток хватает. А вот коровку бы
купил..." - талдычит свое мужлан. И снова о коровке, червонцах, фураже. О
нас уже речи нет. Мы дотумкали, что нас тут не купят, но не обрадовались, не
огорчились.
Известно, что Петька, хоть придурок при охране и хвастает, но, может,
ему, и правда, дают из остатков, когда другие насытятся. И тогда он
пробурчит, что вот, мол, как у нас ведется, сперва тесть наес-ся, а потом
старшему в дому, - значит, опять ему!
Слушали про чужую жизнь, как про свою, другой у нас нет. А как
тронемся, снова только вагон и полная отрешенность от мира до какой-нибудь
другой остановки. А когда она, другая, будет-то? Даже из вагона охранения на
этот раз не пришли кого-нибудь выбирать на ночь для обслуживания.
На высокой ноте аукнулось впереди, и не сразу лязгнуло, заскрипело,
застучало. Сперва редко, потом - чаще. И покатились от одной непознанной
остановки до другой. Стало слышно, как завздыхали, забормотали там и тут, а
в девичьем углу шепоток прошел, - и стихло.
Привычно забарабанило в пол: гом, гом, гом, - на стыках. И наше бытие
превратилась в ничто. Ни времени, ни пространства.

2

Было, было, не могу назвать когда, потому что не ведаю, сколько минуло
на земле световых лет... Сверкало жаркое сибирское солнце, и мы яростно