"Константин Прохоров. Тайна предопределения (исторический обзор) " - читать интересную книгу автора

Аполлон и открыл будущее:
Храбрый Патрокл, отступи! Не тебе предназначено свыше
Град крепкодушных троян копием разорить...
(ХVI, 707-708).

Слепая вера в судьбу приводит человека к потере чувства ответственности
за свои поступки. Это очевидно из слов Агамемнона, которые он произнес в
момент примирения с Ахиллом:
...Часто винили меня, но не я, о ахейцы, виновен;
Зевс Эгиох, и Судьба, и бродящая в мраках Эриннис:
Боги мой ум на совете наполнили мрачною смутой
В день злополучный, как я у Пелида похитил награду.
(XIX, 86-89).

"Одиссея" также открывает нам немало предопределенных событий.
Например, ослепив огромного циклопа Полифема, Одиссей услышал его исповедь:
Горе! Пророчество древнее ныне сбылось надо мною...
...что рука Одиссеева зренье мое уничтожит.
Я же все думал, что явится муж благовидный, высокий...
(перевод В. Жуковского; IX, 507-514) [27, с.120].

Одиссей просит у Зевса доброго знамения перед отмщением женихам
Пенелопы, и получает его в первых словах, которые он слышит в этот день:
служанка, моловшая муку, желает немедленной смерти женихам... (ХХ, 100-117).
Но, справедливости ради, нужно сказать, что и уже у Гомера появляются
первые проблески альтернативного учения: если еще речь идет не о свободе
воли в полном смысле слова, то, по крайней мере, - о вариантности некоторых
событий. В той же "Одиссее" мы читаем неоднозначное пророчество Тиресия:
Одиссей со своими спутниками достигнет родины, если они не тронут быков
Гелиоса, в противном случае, претерпев много бедствий, он вернется один (ХI,
102-115).
Подобные строки мы находим и в "Илиаде". Вот что говорит Ахилл о своей
судьбе:
Жребий двоякий меня ведет к гробовому пределу:
Если останусь я здесь, перед градом троянским сражаться, -
Нет возвращения мне, но слава моя не погибнет.
Если же в дом возвращусь я, в любезную землю родную,
Слава моя погибнет, но будет мой век долголетен...
(IX, 411-415).

Когда Ахилл, наконец, вступил в битву с троянцами, его натиск был столь
силен, что даже Зевс испугался, как бы он, вопреки судьбе, не захватил
самостоятельно Трою (ХХ, 30).
Таким образом, уже в ранней греческой литературе мы находим вполне
оформившиеся представления о строгой зависимости поступков человека от его
судьбы. Лексические возможности для передачи этой мысли поразительны. Такое
положение дел невольно наводит на печальные размышления, как мало мы знаем о
догомеровой духовной жизни греков. Истоки представлений о судьбе, явленные
нам в "Илиаде" и "Одиссее", нужно, вероятно, искать в крито-микенской
культуре (III-II тыс. до Р.Х.). Через микенцев же на греческую мифологию,