"Константин Прохоров. Божие и кесарево" - читать интересную книгу автора

мантию и сапожки, и, наконец, в условленный час вошел в свою излюбленную,
богато украшенную палату Лавсиак, отведенную для дискуссии. Собравшиеся там
несколько десятков духовных лиц, представляющие обе партии, преклонились
перед императором. Особую радость при его появлении выразила иконоборческая
сторона, считавшая - по известным причинам - Льва своим единомышленником.
Однако император выразил равную ласку всем, решив попытаться все же каким-то
образом стать над спором и, сколько возможно, искать путей мира среди
несогласных своих подданных.
После совместной молитвы и короткого вступительного слова блистающего
первосвященническими ризами, но печального лицом патриарха Никифора, слова,
на котором все же настоял Лев, - о желании христианского сердца жить братьям
в единодушии - обсуждение вопроса началось. Император избрал для себя роль
слушателя и призвал всех присутствующих к точности в изложении фактов и
краткости, памятуя о словах Писания, что "при многословии не миновать греха,
а сдерживающий уста свои - разумен".
Прежде Лев дал слово защитникам икон, никак того не поясняя. Из их
рядов тут же выделился необыкновенно высокий и худой ученый старец Феофан и,
превозмогая волнение, произнес следующее.
- О, государь! Да будут тебе известны суждения отцов наших, издревле
почитавших священные изображения, включая иконы Спасителя, Божьей Матери и
всех святых угодников. Это вера древняя, христианская. Держись ее, государь!
До сего дня дошел рассказ о царе Авгаре (разумею царя Эдесского), который,
слыша о великих деяниях Господа нашего, возжелал увидеть Его. Послы царские
встретились с Иисусом, но так как Ему недосужно было идти с ними к Авгарю,
то Он, умывшись, взял полотенце и приложил к лицу Своему, и так,
нерукотворно, запечатлелся образ Спасителя, сохраняемый в Эдессе и поныне.
- Видели мы святыню ту, авва Феофан, во время военного похода, - мягко
сказал император Лев, - ничего разобрать на ней уже невозможно, и откуда
образ сей - никому неведомо, но продолжай...
- Много и других есть свидетельств, государь, - горячась, заговорил
вновь старец, - едва ли обо всех сказывали тебе ближние твои! Искусство
иконописи имеет основанием реальное, а не призрачное, как у еретиков (да не
будет у тебя того заблуждения!), воплощения Бога-Слова в человеческое тело.
Помысли, государь: если святые апостолы лицезрели Спасителя лицом к лицу,
если имели возможность к нему прикоснуться, как сказано в святых Писаниях:
"Что было от начала, что мы слышали, что видели своими очами, что
рассматривали и что осязали руки наши",1 - то почему сегодня нам сие
в
христианской державе загорожено?
Авва Феодор (Студит), почтенного и благообразного вида муж,
рассудительно продолжил слово иконопочитателей:
- Осязаемая икона есть образ Бога невидимого, государь. Если написано,
что тень
от апостолов, их платки и опоясания исцеляли от болезней и изгоняли
бесов,2 то неужели думаешь, тень Божия - икона Спасителя - останется
бессильной? Подобно тому, как истинные Тело и Кровь нашего Господа
благодатно являются в таинстве евхаристии, так, несомненно, и Божье
присутствие в святом изображении. Что же относится к поклонению, то, конечно
же, мы кланяемся не куску дерева или доске - безрассуден, кто так помышляет!
- но честь, воздаваемая образу, всякий раз восходит у нас к Первообразу,