"Вадим Прокофьев. Желябов ("Жизнь замечательных людей" #299) " - читать интересную книгу автора

У Дворянского собрания, как всегда, стоят извозчики. Странный народ! Ну
кто в Керчи ездит в наемных пролетках? У господ - выезд, обыватель дальше
своей улицы да базара носу не кажет. Вот и толпятся целый день, лениво
переругиваются, гуторят о нелегком житье-бытье, мусолят городские сплетни.
Дворянское собрание, а у его подъезда извозчичий клуб. На стене дома
выцветший портрет "спасителя" царя Комиссарова.
Недавно он узнал, что Комиссаров повесился. Ирония: покушавшегося
повесили, "спаситель" повесился сам! Туда ему и дорога! Хотя в чем виноват
этот неграмотный шапочник из Костромы? Наверное, затесался в толпу,
собравшуюся поглазеть на императора, кто-то толкнул его, он - Каракозова -
вот и "спаситель". Верноподданный мир обрадовался возможности посюсюкать:
"народ предан", "народ любит царя", "вот доказательство". Ну и началась
вакханалия... Царь дал чин, мундир, деньги. Царица выписала его жену из
деревни и своими руками вдела бриллиантовые серьги, нарядила в кринолин и
бархат. Бедные супруги стали посмешищем всего Петербурга. Комиссаров не
выдержал: и раньше пил, а теперь запил горькую. Тогда его сплавили из
столицы: царь пожаловал дворянство, дворяне - пятьдесят тысяч, имение в
Костромской губернии - и оставили одного. А в результате - белая горячка,
затем самодельная виселица...
Две виселицы - два символа двух России.

* * *

Вот и последний дом Керчи остался позади. Лошадь неторопливо перебирает
ногами и только хвостом отмахивается, когда ее понукают. В этакую жарищу
трудно бежать рысью. Кругом желтые, высохшие степи. У горизонта, слева,
узкой полосой синеет море.
Изредка с моря долетают легкие порывы ветра, они сдувают с дороги пыль
и бессильно оседают на сухие травы.
С пригорков открывается вид на далекие холмы; их очертания дрожат,
струятся в знойном мареве.
На дороге безлюдно, поэтому и степь кажется вымершее пустыней.
Верста за верстой уносят воспоминания о городе, и с каждой новой
наплывают картины детства.
Старик сосредоточенно правит лошадью и только изредка оборачивается на
седока; тогда в его глазах мелькает радость. Юноша улыбается в ответ.
Ехать далеко. Здесь, в степи, все родное, знакомое. Керчь - это
последние годы, а степь - детство, старик - тоже детство, и конь, и эта
старая телега, запахи выжженной солнцем травы - все детство, детство.
Андрей смотрит на спину деда. Старый, а крепкий еще. Седые курчавые
волосы прикрывают шею, огромную бороду задувает ветерком в сторону. Когда он
оборачивается, Андрей не успевает разглядеть, есть ли на лице новые морщины.
Но румянец остался прежний. И сюртук, длиннополый, из верблюжьего сукна,
тоже старый, он старше Андрея.
Дед сам приехал в гимназию за Андреем, чтобы отвезти его домой на
вакации. Это была большая честь для внука, и Андрей с любовью поглядывал на
деда. Он первый его учитель, наставник, воспитатель. Даром, что ли, Андрей
четыре года у него прожил! В доме отца псе было проникнуто почтением к
господам помещикам Нелидовым, дед же с бабкой жили у помещика Лоренцова на
птичьем дворе, которым ведала бабка. Здесь царствовал дух вольнолюбия.