"Николай Прокудин. Пиратские войны ("Одиссея полковника Строганова" #2) " - читать интересную книгу автора

спутанные лианы, из зарослей появился хозяин острова. Старик с трудом
продвигался сквозь эту сплошную зеленую массу, чертыхался, падал, но все же
довольно быстро добрался до побережья. - Ну, паря, вы меня обрадовали!
Услышал Бог мои молитвы! Слава тебе Господи! Будет с кем поговорить! Люди!
Откуда вы свалились на мою голову? Я ведь даже сбился со счету, который год
одиноко этот остров обживаю. Но никак привыкнуть к чужбине не могу. Други
мои, позвольте, я вас еще раз обниму на радостях! Меня Ипполитом Степановым
кличут! Может, слыхали? Ротмистр, депутат дворянства от Верейского уезда.
Известен тем, что был избран в комиссию по составлению Уложения в пятый год
правления императрицы Екатерины Второй.
- Нет, дядя, не слышал я о тебе, - ответил Сергей. - Я полковник
Строганов, это Гийом Маню, а можно и коротко называть - Ги. А чем ты так
знаменит, дядя? Депутатов очень много.
- Сейчас можно уже говорить без утайки, это дела давние, хотя, право
слово, первый раз я пострадал задаром. На ассамблее не выступал против
государыни императрицы, а только подал голос, возражая ее полюбовнику.
Ипполит Степанов не был среди тех, кто посчитал власть Катерины незаконной.
Заговорщиком я изначально не являлся, но к заговору все одно пришел.
Происшествие случилось по моей гневливости, перебранился я с Гришкой
Орловым, вспылил малость, а меня за это в ссылку, к камчадалам. Меня!
Дворянина! Ротмистра! Эх, попадись мне этот Гриня! Затем, сразу после
перебранки, засунули меня царицыны сатрапы в кибитку и под охраной вон из
Москвы. Думал, высылают в имение, ан нет, привезли в дальний Большереченский
острог, аж на самую Камчатку! И лишь там я уже сподобился на участие в
бунте. Про него тоже не ведаешь?
Сергей замотал отрицательно головой, а мужичок искренне удивился:
- Нет? А ты, паря, что же, не камчадал? Нет? А откуда ты, браток, сюда
заявился? Из Москвы? Нет?
- Я из Сибири, - пояснил Серж.
- Из Сибири?! Проезжал я через нее, по этапу в санях. Бо-о-льшие земли,
неосвоенные.
- А до того был за границей. Германия, Афганистан, Китай, - вновь
ничуть не соврал Сергей, но ничего не сказал о датах своего пребывания в
этих странах.
- Ага! Чудно! Странный ты господин. Говоришь вроде бы по-русски, но
чудно как-то. Мотался по заграницам и язык сломал? Не знаешь ничего про
Большереченский бунт? Странно. Даже в Петербурге про наше смутьянство
говорили, пошли вести по всей России. Я краем уха слышал, даже уверен в том,
что меня наша добрейшая царица-матушка простила, но не смею предстать пред
ее светлые очи. Не то чтобы совестно - боязно. В милости ее не сомневаюсь,
но вот в людскую подлость быстрее поверю. Царица, возможно, вчера
помиловала, но прибудешь в столицу, а там Гришка Орлов или другой хахаль
бумагу подсунет, и будьте любезны, уже и дожидается тебя новый указ о
каторге. А может, и того хуже, дыба, как с царевичем Алексеем Петровичем
было дело. Или сошлют не то что на Камчатку, а дальше, к студеному морю, где
командор Беринг сгинул! Говаривали знающие люди о том, что меня и в Лондоне,
и в Париже агенты сыскать пытались. Вот я и убежал из Европы. Негоже мне,
русскому дворянину, служить при чужом дворе и присягать чужому царю на
верность. А прятаться я не смогу, больно шумным и скандальным уродился. Вот
жизнь! А всему виной проклятый Беньовский, пройдоха и самозванец! Полячишка