"Петр Проскурин. Улыбка ребенка (Сборник "Фантастика 75-76")" - читать интересную книгу автора

- А, Чарли! Вы еще живы, старина!
- Жив, профессор, видите, жив, а у вас как дела?
- Мои дела в порядке, Чарли, мне теперь ничего не нужно. Когда-то я был
молод, полон сил и замыслов, а теперь я понял, что все это чушь. Ха-ха,
что вы на меня так смотрите? А, Чарли? У меня вполне нормальная психика,
Чарли, я не кусаюсь.
Я слушаю его и улыбаюсь, мне хорошо, что он после долгого отсутствия
пришел и сел рядом со мной; да, это всегда был не человек, а
кибернетическая машина, набитая теориями, формулами, расчетами, идеями.
Ядро, ядро, лабиринт атомного ядра - Ульт чутьем большого ученого угадывал
неисчерпаемые возможности атомного ядра и кружил вокруг него, не давая
покоя ни себе, ни другим, и вся остальная жизнь до поры до времени
проходила мимо него, незамечаемая. Например, он приятно удивился, когда
узнал, что у него родился сын.
Окончательно Ульт прославился, когда ему сообщили в сорок пятом году об
окончании войны. Как сейчас помню, он сосредоточенно оглядел своих
сотрудников, пожал плечами и сказал, что это никого из присутствующих не
касается. И никто бы не поручился, что Ульт запомнил этот разговор больше
чем на пять минут. Помнится, именно в то время ему не давала покоя
блестящая теория нового способа дробления атомных ядер заурановых
элементов; и все мы уже работали в подземных лабораториях Черного Острова,
удаленного от материка на полторы тысячи миль. Я украдкой гляжу на Ульта и
не узнаю в нем, в тихом, успокоенном, того одержимого: он даже не
поинтересовался тогда, почему институт переместили с материка на Черный
Остров, его лишь возмущала потеря времени, но он вскоре же был
вознагражден. В его распоряжении оказались лаборатории-заводы,
оборудованные по последнему слову техники и научной мысли; и он, потирая
длинные сухие руки, днями ходил по нескончаемым лабораториям и цехам. Я
несколько раз слышал, как он повторял: "Сколько времени потеряно! Если бы
мне дали это лет на тридцать раньше!" А вечером за чашкой турецкого кофе в
подземном баре он сказал, что отдыхает от шума и грохота города, что люди
науки так и должны работать - в тишине и уединении, мол, человеческая
жизнь слишком коротка, чтобы тратить ее на пустяки вроде конференций и
диспутов. Я осторожно спросил, не находит ли профессор немного странным
наличие большого числа военных на острове, пропускную систему, отсутствие
наземных сооружений, кроме маскировочного рыбацкого поселка. Ульт не понял
меня, вероятно, даже не слышал.
- Сто тысяч миллионов, - сказал он, глядя в чашку с кофе. - Сто тысяч
миллионов, Чарли.
- Чего, долларов?
- Градусов, Горинг. Вы понимаете, коллега, что освобождение
человечества - в ядре атома, в этом колоссальном сгустке энергии? Я вот не
представляю, как обуздать такую температуру, положить ее в карман
человеку. Все, что открыто до сих пор, пустяки по сравнению с тем, что у
меня здесь. - Он шлепнул себя по лбу. - Наперсток моего ядерного горючего,
- косым размашистым почерком он стремительно набросал цепь сложных формул
прямо по матовому стеклу столика и тут же тщательно стер, - будет весить
три тонны и сможет осветить и обогреть страну с населением двести
миллионов человек в течение двух лет.
Я взглянул ему в глаза и с содроганием отвернулся. Мне захотелось