"Валентин Проталин. Тезей (том 2)" - читать интересную книгу автора

Неведомо, к чему побуждает женщину душа ее. Вдруг Гера сказала:
- Знаешь, Фетиде и Пелею в пещере Хирона будет свадьба, куда пригласят
богов.
- Теперь знаю, - откликнулась Эрида, вся обратившись во внимание.
- Не обидишься, если тебя не пригласят туда? - спросила Гера.
- Вот еще, - фыркнула Эрида так, как обычно реагирует и Эос, - вы,
олимпийцы, нас никогда не приглашаете.
- А ты обидься, - посоветовала царица богов.
- Угу, - сразу согласилась понятливая Эрида. - А каким образом?
- Выкини какую-нибудь из своих штучек, - лениво произнесла Гера.
- Выкину, - охотно пообещала богиня раздора.
И напрасно, совсем напрасно так легкомысленно поступила Гера. Поручение
должно быть конкретным. И конкретное-то поручение порой оборачивается
неведомо чем. Что же касается до желаний неопределенных...

Вторая глава

Афинянин за словом в котомку не полезет. До этого дело не доходило,
пока не запрыгало над головами горожан слово "народовластие". Так и
отскакивало оно от афинских голов. Сколько ни шарили жители славного города
по своим котомкам в поисках чего-либо аналогичного, те почему-то были пусты.
Шутки - соль аттической земли, тоже быстро иссякли. Более того, шутку,
оказалась, учинили с самими афинянами. По городу, и это передавалось из уст
в уста, бродил оракул из Дельф. Слова его звучали вызывающе странно:

Славьте Афины, ведь нет человека умнее,
Что в граде этом живет и неузнанный бродит меж прочих.
.
Оракула вроде бы никто не заказывал, никто не приносил богам положенной
платы. Он возник просто так, то есть даром, отчего казался еще более
достоверным. Его сразу связали с идеей народовластия. Но и сама идея
народовластия тоже вскоре как бы отступила в тень. Заботило другое: всякий
афинянин, о чем бы ни заговорил, начинал со слов: "Я, конечно, не умнее
прочих"... Так каждый оберегался, отводил от себя всеобщие взоры. И
правильно, поскольку самого умного принялись искать всем городом. Однако, на
ком бы ни останавливали внимание меж собой, открывалось в нем что-то, что в
качестве самого-самого не годилось. Это нервировало. Возникал заколдованный
круг. И в массах стало вызревать желание: как отыщется самый умный, -
изгнать его из города. Чтоб не нарушался общественный покой.
Между тем подошло и народное собрание. Созвал его Тезей не на Пниксе,
за чертой города, где обычно совещались истинные афиняне, чтобы не
смешиваться со всеми остальными жителями города, а рядом с Акрополем - у
западного, главного входа на царский холм, где могло поместиться много
народа и куда сошлось все население города. Толпы людей заняли и обширную
площадку перед входом в Акрополь, и весь Пеласгик, где совсем недавно
проходило празднество, благо места тут хватало: еще в древности Пеласгик был
проклят и строиться на нем никому не разрешалось.
Однако в столпотворении наблюдался и определенный порядок. На площадке
перед Акрополем, на спуске в Пеласгик и частично на нем самом, обособляясь,
стояли отцы семейств, истинные афиняне, составляющие народное собрание. За