"Франсин Проуз. Голубой ангел (университетский роман) " - читать интересную книгу автора

взмывало ввысь, уносилось к чему-то такому необъятному, как Вселенная,
равноденствие, солнцестояние.
Я никогда не пробовала ставить яйцо вертикально - ни в равноденствие,
ни в солнцестояние. Я не верю в астрологию. Я знала только, что моя жизнь -
как это яйцо, и точка ее равновесия - те несколько минут после занятий,
когда я могу поговорить с мистером Рейнодом.
Последние десять минут репетиции были для меня сущим адом: сколько
времени осталось, сколько мы будем еще играть, если мистер Рейнод опять
прервался, кричит на барабанщика за то, что тот поздно вступил, и нам
приходится начинать все сначала, и заканчиваем мы только со звонком. Вот
как научилась математике - когда все это высчитывала. Если мы заканчивали
играть раньше, эти несколько минут доставались мне. Если нет - передо мной
простиралась пустыня: ночь, день, выходные.
Я была первым кларнетом. Я следила за тем, чтобы все вступали вовремя.
Я отбивала ритм ногой. Может, мистер Рейнод думал: ну что за ребячество -
отбивать ритм? Я представляла себе, как он смотрит на мои ноги. Я считала
такты, держа кларнет на коленях. Мистер Рейнод, оглядывая оркестр, бросил
взгляд и на мой кларнет.
Он научил нас готовить инструмент за три такта. Мы держали мундштуки
во рту и вступали по знаку дирижера. Вступили дружно, ну разве что кто-то
задержался на секунду, и, услышав хор деревянных духовых, я забыла обо
всем, осталось лишь прохладное журчание безукоризненной мелодии Пятого
Бранденбургского концерта Баха, хоть и в переложении для школьного
оркестра, но по-прежнему недосягаемой.
За три такта до конца мир вернулся. Смотрел ли мистер Рейнод на мою
ногу? Будто у него дел других не было - только и смотреть на мою идиотскую
ногу.
Началось все прошлой весной, когда мы возвращались домой с окружного
музыкального фестиваля. Победил школьный оркестр Куперстауна с пьеской под
названием "Последний шаман", где мерзко грохотали тамтамы, выли виолончели,
имитируя пение воинов в вигваме, потом завизжали флейты-пикколо - видно, с
кого-то снимали скальп. Толпа, собравшаяся в школьном спортзале,
бесновалась от восторга. Судьи одобрительно кивали головами. Наш нежный,
звонкий Моцарт с треском провалился.
Мистер Рейнод был за рулем фургона с инструментами, с ним ехали все
концертмейстеры, его отборные силы. Обычно мы болтали без умолку. Кому этот
нравится, кому - та, будто мистера Рейнода здесь нету. На самом деле все
эти разговоры велись специально для него: мы демонстрировали ему, какой
крутой жизнью живут подростки. Но после фестиваля все так расстроились, что
говорить не хотелось. Мы проиграли, и проиграли по своей вине.
Мистер Рейнод вдруг поддал газу, сменил полосу. Инструменты
задребезжали. Взревел и затих клаксон. Из-за спины мистера Рейнода я
смотрела, как ползет по кругу стрелка спидометра. Обычно он ездил, как мои
родители: чуть медленнее лимита скорости. А сейчас он несся по шоссе,
обгоняя все машины. Я решила, что мы разобьемся.
Он снова перешел на крайнюю полосу, въехал на площадку для отдыха и
сказал:
- Всё, выходите. Вперед, шагом марш!
Мы удивленно на него посмотрели. Говорил он всерьез. Он когда-то
служил в морской пехоте.