"Франсин Проуз. Голубой ангел (университетский роман) " - читать интересную книгу автора

парня была как у манекенщика - типичный самовлюбленный красавчик. Что он
делал с Руби? Свенсону даже думать об этом не хотелось. Шерри же сказала,
что студенты-новички часто чувствуют себя одиноко.
Им бы радоваться, что у Руби появились свои секреты, радоваться, что у
нее наконец есть парень. Свенсона так беспокоило, что ее школьные
приятельницы сплошь недалекие простушки. Любые друзья-подруги, но только не
Мэт! И кто бы укорил Свенсона за то, что он хочет спасти свою дочь от
негодяя и насильника?
Свенсон побеседовал с куратором Мэта, затем с самим Мэтом, который тут
же с Руби порвал. Свенсон видел это так: играла кошка с мышкой, потом кошку
что-то отвлекло, и мышка убежала. Он еще решил, что мышка будет ему
благодарна.
Свенсон и Шерри знают: главное - ни в чем друг друга не обвинять.
Порой это странно возбуждает: у них общее горе, есть нечто, связывающее
только их двоих. Но груз того, о чем они не могут говорить, с каждым днем
все тяжелее. Шерри ни в чем не повинна. Она его предупреждала, что это не
сработает, Руби не забудет и не простит. И хотя Шерри никогда не скажет,
что он все сделал неправильно, он знает, что она именно так и думает.
Поэтому он может винить ее за то, что она винит его, а ведь это он имеет
право предъявлять обвинения.
Шерри допивает вино.
- Руби сумеет это преодолеть. Она ведь нас любит.
- Откуда ты знаешь? - говорит Свенсон. - За что ей меня-то любить?
Шерри вздыхает и качает головой.
- Дай мне передохнуть, - говорит она.

После ужина Свенсон идет в кабинет. Он берет свой роман, и к горлу
подкатывает тошнота. Держа страницу на вытянутой руке - похоже,
дальнозоркость прогрессирует, - он читает одну фразу, другую.

Джулиус вошел в галерею. Он знал здесь всех и знал наверняка, сколько
человек только и ждет его провала. Через голову женщины, которая с
притворной радостью целовала его в обе щеки, он видел свои работы, похожие
на трещины, расползшиеся по выложенным плиткой платформам подземки, они
умирали на стенах галереи.

Кто же это пишет так мертво и убого? Да уж никак не Свенсон.
Мертвечина на стенах, мертвечина на бумаге - закодированное предупреждение
самому себе. Он смутно помнит, каково это, когда работа идет, когда, садясь
утром за письменный стол, словно ныряешь в теплую ванну или в ласковый
речной поток, и волны слов уносят тебя... Он открывает портфель, достает
рукопись Анджелы Арго. Читать не будет, только взглянет. Но он начинает
читать и забывает, о чем думал, а потом забывает и про свой роман, и про
роман Анджелы, про свой возраст, про ее возраст, про свой талант, про ее
талант.

Мистер Рейнод сказал: "Есть один малоизвестный факт. В дни
равноденствия и солнцестояния яйцо можно поставить вертикально, и оно не
упадет". Эта информация показалась мне гораздо более значимой, чем то, что
я успела узнать про яйца и инкубаторы. Все, что мистер Рейнод говорил,