"Франсин Проуз. Голубой ангел (университетский роман) " - читать интересную книгу автора

- О господи, - вздыхает Магда. - Просчеты. Ну хорошо, вот вам пример.
Я заметила, что мои студенты ограничиваются в своих стихах довольно узким
кругом тем. И я прочла им стихотворение Ларкина 15, начинающееся со слов
"Они тебя затрахали, твои отец и мать".
- Обожаю Ларкина! - Дейв, святая простота, первым решается нарушить
гнетущую тишину. Все остальные просто остолбенели. Магда что, не хочет в
штат?
- Я понимала, что это... небезопасно. - Магда включает обаяние -
решила подать себя в качестве преподавателя, ночами напролет думающего, как
помочь студентам. - Много об этом думала. Понимала, что иду на риск. Но их
реакция оказалась гораздо хуже, чем я предполагала. Они все просто с лица
спали.
Свенсон подливает себе вина. Сколько Магда выпила? У нее установка на
саморазрушение? Жалко ее - у всех, даже у бессердечного Джейми, сердце
кровью обливается.
- Может, дело было не в лексике, - говорит Джейми. - Дело в самом
Филипе Ларкине. Вот его почему-то переоценивают. Да что там есть, кроме
самолюбования и жалости к самому себе? Сплошные муки капризного дитятки,
изображающего из себя преклонных лет библиотекаря.
- А какой он женоненавистник! - вступает Лорен. - Ни единой
позитивной, жизнеутверждающей строчки во всех его произведениях!
Для Свенсона слушать такое невыносимо. Он искренне любит прекрасные
стихи Ларкина, в которых правды гораздо больше, чем хочется публике. Не
помогает даже мысль о том, что мало найдется столовых, где если не все, то
уж точно большинство присутствующих знает, кто такой Ларкин.
- Магда, милая, - говорит Берни, - если ты хотела, чтобы твои студенты
немножечко "расковались", следовало ссылаться на другие образцы. Вот Свифт,
например. Свифт, как тебе прекрасно известно, мог быть очень и очень
раскованным, местами порнографичным.
Свенсон осушает бокал. У него очень странное ощущение: желание, нет,
даже потребность высказаться жжет мозг. От чего это несет горелым - от его
собственного серого вещества или от бентамовских сосисок? Череп
раскалывается, но взрыва допустить нельзя. На Магду накинулись за то, что
она произнесла слово "затрахали", а он на своих семинарах часами обсуждает
описание скотоложских утех. Человеку, у которого на столе лежат
непристойные стихи Анджелы, в это вмешиваться никак не следует.
Мысль об Анджеле придает ему сил. Его раздрызганные чувства,
сосредоточившись на факте ее существования, успокаиваются. Она словно бы
стала приютом, в котором он может найти покой. Она напоминает ему о мире,
существующем за пределами этого угнетающего душу ужина, о мире, где обитают
молодые люди, мечтающие писать, что некоторым из них даже удается.
И конечно же, именно в этот самый неподходящий момент, в этой самой
неподобающей обстановке Свенсон начинает задумываться, а не влюбился ли он
самую капельку в Анджелу Арго. Он же думает о ней, ждет с ней встреч.
Нет-нет. Он только ждет с нетерпением продолжения ее романа.
Он смотрит через стол на Шерри. Она тут же ловит его взгляд. Шерри
любит его. Понимает. У них есть дочь. Они прожили вместе двадцать один
год - здоровенный кусок жизни. Но Шерри терпит происходящее на этом ужине,
а Анджела, наверное, не стала бы. Шерри привыкла к компромиссам - как и
он, - а Анджела, наверное, до сих пор верит, что ей удастся этого избежать.