"Франсин Проуз. Голубой ангел (университетский роман) " - читать интересную книгу автора

переживаний, оборачиваются и смотрят им вслед. К тому моменту Руби уже
несколько недель с ними не разговаривала и за весь день ни словечка не
проронила. Когда Шерри подошла поцеловать Руби на прощание, та наклонила
голову с видом ребенка, смирившегося с тем, что шерстяную шапочку на него
все-таки напялят.
Что Свенсон с Шерри такого совершили, чем заслужили эту ненависть?
Заставили ее порвать отношения с обманщиком, лжецом, насильником. В чем
была проблема - в порушенной любви или же дело в том, что Руби вообразила,
будто она человек слабый, будто родители могут ее подавить, заставить
отречься от человека, которого она полюбила?
Время от времени Свенсон встречает Мэтта Макилвейна с новой жертвой.
Когда они сталкиваются нос к носу, Мэтт ему подмигивает. Рано или поздно
Руби узнала бы правду, прибежала бы к Свенсону, своему обожаемому папочке,
кумиру и защитнику, ведь раньше, в детстве, она только так его и
воспринимала.
Свенсон одет продуманно: в футболку и спортивную куртку. Профессор на
субботней прогулке - за версту видно, что это преподаватель, но держится
демократично. Он перемерил три футболки и две куртки, подбирая одежду в
расчете на тех воображаемых родителей, которые могут заглянуть к нему в
кабинет. Он будет на месте с половины десятого до двенадцати, вход
свободный - предварительной договоренности не требуется. Подразумевается,
что для их детей двери его кабинета открыты круглый год, и это вполне
справедливо с учетом того, сколько их родственники отстегивают за обучение.
Свенсон раскладывает на столе книги и бумаги - пусть будет видно, что
за столом работают. Вытаскивает из стопки книжку "Моя собака Тюльпан", в
которую с тех пор, как использовал в качестве прикрытия для стихов Анджелы,
он и не заглядывал. А стихи дома, в столе. Надо их оттуда забрать. Только
сейчас, в ожидании родителей, вовсе ни к чему про эти стихи вспоминать.
Добрый день, добрый день! Я - Тед Свенсон. Большой поклонник непристойных
виршей вашей дочери. Он открывает томик "Моя собака Тюльпан".

Едва он дал понять, чего хочет, она позволила ему на себя
взгромоздиться и стояла не шевелясь, раздвинув задние лапы и подобрав
хвост, а он обхватил ее лапами за круп. Но почему-то задачи своей выполнить
не сумел. Его удары, как было видно мне, стоящему рядом с ними, не
достигали цели... Они повторяли попытки снова и снова, и каждый раз одно и
то же - как только он готов был в нее войти, она вырывалась - словно
девственница - и не пускала его. Грустно было наблюдать, как страдают эти
два прекрасных животных: они готовы спариться, но не могут друг к другу
приноровиться. Я не знал, чем им помочь, кроме как смазкой для Тюльпан, -
так я и поступил, поскольку оба они, казалось, сделали все, что было в их
силах, кроме одного - они так и не смогли совокупиться.

И тут раздается стук в дверь. Здравствуйте! Проходите, пожалуйста, я
вам сейчас зачитаю замечательный пассаж о двух собаках, об их
несостоявшейся случке. Он кладет открытую книжку на стол, обложкой вверх.
Профессор читает! А что, если они знают эту книгу - знают, что это не столь
умилительная, как можно судить по названию, история про братьев наших
меньших? Многие ли родители читали Акерли? Свенсон не хочет рисковать. Он
кладет сверху какую-то брошюру и едва слышно говорит: