"Болеслав Прус. Саксонский сад" - читать интересную книгу автора

почтенной мамы процентов на тридцать.)
- Пан Болеслав, - обращается она ко мне, - а детская площадка далеко
отсюда? Пойдемте к этим бедняжкам...
Возле Желязной Брамы мы вторично пересекаем главную аллею и выходим к
площадке, сплошь усеянной живыми человеческими телами. Дети и няньки их,
сбившись, как сельди в бочке, сидят тут, лежат, спят, плачут, шьют,
разговаривают - словом, делают, что кому взбредет в голову.
- О, раны Христовы! - восклицает мама. - Как? И вот тут, на этой
площадке, где ни травинки, в пыли и тесноте, играют здешние дети? О, боже,
боже!.. Да у нас в деревне телятам - и то лучше! Посмотри, пан Болеслав,
какой крошка! У него, верно, и зубки еще не режутся, а он уже здесь. Няня!
Няня! - окликает она какую-то женщину. - Почему ваш ребенок так плачет?
- А потому, милостивая пани, что нет молока в бутылочке, ему нечего
сосать.
- Так ребенок из бутылки сосет! А где же его мать?
- Пани с паном гуляют в саду, только пани сама не кормит.
Моя почтенная приятельница гневно махнула рукой, и мы пошли дальше.
- Скажите, это молельня? - улыбаясь, спрашивает Владек, указывая на
огромное причудливое здание в швейцарско-китайском вкусе.
- Это летний театр.
- Ага! А вот то каменное здание наверху, похожее на кофейник?
- Это резервуар для воды.
- Ага!.. А это что за овраг?
- Пруд.
- Пруд без воды? Хи-хи!.. А вон там мальчик с гусем?
- Фонтан.
- Ага! Как же вода проходит - через мальчика или через гуся?
- Через гуся.
- Ага! А этот желобок у пруда?
- Ручеек для птиц.
- Ага! Стало быть, птицы в Варшаве едят грязь?
- Нет, только пьют.
- Ага!..
В эту минуту снова появляется какой-то мальчик с голыми, по-шотландски,
ногами.
- Скажите, пожалуйста, который час?
- Четверть четвертого.
- Мама, пойдем есть мороженое, - просит панна Зофья.
- Идем! Ну, веди нас, пан Болеслав, - говорит, сильно нахмурясь, мама.
Мы еще раз пересекаем главную аллею; пани зажимает нос, панна краснеет,
ее кавалер разевает рот во всю ширь, Франек цепляется за руку матери, а Биби
лезет под ноги своему поводырю, который кричит:
- Пан Болеслав!
Несколько человек оборачиваются, а я краснею.
- Пан Болеслав, - повторяет обладатель бархатного картуза, - разве в
Варшаве и на деревья ставят заплаты из жести? Зачем?
Но я не знаю зачем и молчу, однако вижу, что белые зубы моего
собеседника производят на людей, сидящих на скамьях, не меньшее впечатление,
чем его темно-зеленые перчатки и упирающаяся Биби, которую он ведет на
веревке.