"Болеслав Прус. Дворец и лачуга" - читать интересную книгу автора

- Шесть.
- Не продам.
- Ну, зачем в торговле сердиться... А последнее слово?
- Пятнадцать.
- Не могу, чтоб я так здоров был!
- Двенадцать.
- Я вам дам шесть с полтиной... верьте совести!
- Постыдились бы вы, старозаветная душа, - вмешался гость, - так
торговаться с бедными людьми!
- А я что, не бедный? У меня жена и шестеро детей, и я оставил им
полтинник на весь день. Этого и на лук не хватит. Дам шесть с полтиной, ауф
мейне мунес!
- Одиннадцать, - сказала Констанция.
- Да не торгуйтесь вы, добрый человек! - уговаривал гость. - Эта бедная
женщина сегодня последний рубль истратила.
- Ну-ну! - ответил еврей с улыбкой. - Вы, почтеннейший, в торговле до
того жалостливы, что если вас послушать, так я бы и за три рубля эти подушки
купил. Что я вам скажу, пани, всем жить надо, - я дам вам шесть с полтиной
и... еще двадцать грошей. Гут?
Констанция молчала.
- Уважаемая! Семь рублей и ни гроша больше... Одними новенькими. Ейн,
цвей, дрей!
- Не могу, - ответила Констанция.
За открытым окном, казалось, кто-то стоит.
Еврей доставал из разных карманов деньги и, отсчитав, положил их на
стол.
- Ну, благодетельница! Семь рублей ваши, а подушки мои. Хорошо?
- Десять, - шепнула женщина.
- Десять? Я еще не знаю, получу ли сам семь рублей; я могу и потерять
на этом, чтоб мне издохнуть. Вы видите, что это за деньги? Ну, мои подушки,
а?..
- Твои, пархатый, твои! - раздался хриплый голос.
Одновременно в открытом окне появился какой-то оборванец, наклонился
вперед, сбросил на пол сидящую на скамье Элюню и схватил деньги.
- Гевалт!.. Что это такое? - закричал в ужасе еврей, пятясь к дверям.
- Ендрусь! - крикнула женщина, бросаясь к ребенку. - О, боже мой!
Элюня!..
Ребенок захлебывался от плача.
- Ах, ну кто же так делает! - сказал пан Лаврентий, обращаясь к
оборванцу, который, засунув руки в карманы, смеялся во все горло.
- Мои деньги! Мои семь рублей! - кричал еврей. - Я в полицию пойду...
- А подушки ты не получил, свиное ухо, а? - спросил из-за окна
оборванец.
Констанция, положив ребенка на кровать за ширмой, громко рыдала.
Мгновение спустя ее плач перешел в неудержимый кашель.
- Фи! - негодовал пан Лаврентий. - Как можно быть таким порывистым!
Ребенка ушиб, а у этой бедной женщины опять кровотечение. О боже!
- Кровотечение?.. О, черт возьми! Этак она может и впрямь отправиться
на лоно Авраама, правда, жид? - говорил оборванец, равнодушно глядя на свои
жертвы.