"Болеслав Прус. Дворец и лачуга" - читать интересную книгу автора

заборами, доят своих коров, скликают поросят или выделывают на пользу
ближним гробы и бочки; в воскресенье же в цветных жилетках и ночных
кофточках усаживаются на лавках, поставленных вдоль домов, и
переговариваются через садики с соседями. Их дети между тем играют посреди
улицы в палочки, обливают друг друга водой или швыряют в редких прохожих
камнями, в зависимости от обстоятельств и настроения.
Вот в такой-то части города, среди разноцветных лачужек, покосившихся
сараев, неряшливо содержимых огородов и покрытых мусором площадей,
возвышалось бледно-зеленое трехэтажное здание, именуемое состоятельным
хозяином и бедными соседями - дворцом. Однако интересы истины заставляют нас
признаться, что этот дворец был самым обыкновенным каменным особняком с
небольшим огородом и насосом во дворе, с садом позади двора, шестью трубами
и двумя громоотводами на крыше, с двумя огромными камнями по сторонам ворот
и гипсовым изображением бараньей головы над воротами.
Вот и все, что можно сказать о "дворце", где сквозь два открытые в
бельэтаже окна прохожий мог наблюдать такую сцену:
- Вандзя! Вандзюня!.. Вандочка!.. - с перерывами звал басистый голос,
выдающий сильную усталость.
Одновременно в комнате мелькнула лысина, затем желтые нанковые
панталоны, за ними пара цветных носков и раздался глухой грохот, словно от
падения.
- Вандзюня-а-а! - повторил голос с такой странной интонацией, будто на
издающем его горле пробовали крепость веревок.
- Слушаю, дедушка! - ответил из глубины квартиры девичий голосок.
Лысина, нанковые панталоны и цветные носки снова несколько раз
мелькнули в окне, после чего снова раздался грохот.
- Дай-ка мне, котик, четверг! - простонало лицо, именуемое дедушкой.
- А табак у вас, дедушка, есть?
На этот раз нанковые панталоны и носки образовали в окне фигуру,
похожую на вилы, после чего последовало падение, более тяжелое, чем раньше.
- А... здорово! Янек, Янек!.. налей-ка воды в душ!.. А, чтоб тебе,
какая ты рассеянная, Вандочка!
- Почему, дедушка? - спросила девочка.
- Как же почему? Я велел четверг, а ты принесла пятницу. Четверг же
вишневый с заостренным янтарем! Как не стыдно! О-о-о! Здорово!
- Да, да, вам, дедушка, кажется, что здорово, а я вечно боюсь, как бы
чего худого не случилось... Такой толстый, а так кувыркаетесь!
- Толстый, говоришь? Ну, раз я такой толстый, так берись же ты, тонкая,
за кольца и валяй!..
- Ну, дедушка!..
- Валяй, говорю!..
- Но, дедушка... мое платье!
- Валяй, ты тоненькая, валяй!..
После этих слов в окне мелькнули золотистые локоны, за ними башмачки,
раздались два взрыва смеха - басом и сопрано, затем беготня и... тишина.
Лишь несколько минут спустя в окне показалась огромная пенковая трубка,
водруженная на невероятно длинный чубук, а за ними узорчатый шлафрок,
шапочка с золотой кистью и лицо, цветом и очертаниями напоминающее редиску
небывалых размеров. Еще мгновение, и все эти детали, принадлежащие,
по-видимому, одному владельцу, исчезли в густом тумане благовонного дыма.